Как-то вечером я вышел на улицу и побрел куда глаза глядят. И пришел к нашему (до сих пор не отвыкну!) институту. Посмотрел на темные окна отдела. Повздыхал. И поплелся по проспекту от нашего Желтого дома к сверкающей вдали площади Космонавтов. К нашему Лозунгу.
— Нет, господин Зимин, — думал я вслух, — наша борьба еще не закончена. Она только еще начинается. Вот выйдет ваша книжонка, тогда и поговорим. В открытую. Пожалуй, это неплохая идея. Мне наверняка дадут целый подвал в «Правде». Потом — статью в «Коммунисте». — И мне очень захотелось, чтобы книжечка Антона вышла. И я даже немного взгрустнул от того, что давно не виделись. Площадь Космонавтов была ярко освещена. Наш Лозунг уже начали ремонтировать. Буквы обросли строительными лесами. Представляю, как Канарейкин будет по этому поводу петь на Отделении. Его сняли с директорства и назначили академиком-секретарем Отделения — выгнали с повышением, как это у нас частенько бывает. Проведет, дегенерат, специальное заседание, посвященное реконструкции Лозунга. Вижу его на трибуне: наш прекрасный Лозунг, как птица пенис, каждый раз восстает из пепла и т. д. и т. п. Тьфу, когда же наконец этих болванов вытурят и заменят стоящими людьми?!
Постояв немного на площади, я медленно побрел обратно. Что-то нога пошаливать стала. И сердце покалывает. Но это — пустяки. Запоры вот замучили. Застарелый геморрой. Черт знает что! На Луну летаем. Рак, говорят, лечить научились. А какой-то паршивый геморрой...
— И все-таки мы его построим, — сказал я вроде про себя, а получилось громко.
Я испугался, что прохожие посмотрят на меня с насмешкой. Но они не обратили на меня внимания. Я тащил свою бессмысленную тележку мимо них, сквозь них, в каком-то несуществующем для них разрезе бытия. Куда?..
Москва, 1976