На меня же – хоть и обижался, что не признаюсь (поражаясь… что даже ради брата не соглашаюсь на вскрытие «непонятно с чего организовавшихся» тайн), но терпел… и добродушно принимал этот мой «за*б» вместе с остальными «б***скими тараканами» (и вновь цитата).
***
Конец июля, 2009 г.
Уже и перевалило за середину лета. В голове такой кавардак, что и не заметила… как резво добрались до этой точки. А там и Мирашев признался, что скоро, в начале августа, у него день рождения, а потому к печальным заботам прибавились еще и волнительные переживания о том, что бы ему такое подарить и как пережить тот массовый, сумасбродный сабантуй.
Ну а пока, если верить убеждениям Мирона, у меня появилась «благодатная» возможность отрепетировать столь «ужасное событие» (цитата его иронии надо мной относительно «беспочвенной паники», ибо «планы очень даже просты: насинячиться до реников и довести до оргазма свою Мальвину»). Тот еще… креативный, романтичный Буратино мне достался.
Так что… юбилей. Альберт Константинович Вольский, виновник торжества, которому стукнул… полтинник.
***
Едва мы вышли с Мироном из авто, как тут же, прямо на парковке, и встретил нас (весь при параде: дорогой темно-синий костюм, белая рубашка, расстегнутая на две пуговицы; золотая цепь изящного плетения, толщиною в палец, в довершение образа солидного дядьки) крупный мужчина средних лет. И пусть позади нас шли еще гости, он не особо спешил их приветствовать. А вот, едва увидал Мирашева, как тотчас кинулся навстречу, распахивая радушные, братские, теплые объятия.
Ответить взаимностью, выразить благодарность за приглашение и выступить с воодушевленной, от всего сердца, речью и вручить конверт с сертификатом, подтверждающем право собственности на, теперь уже его личные, «метр на два» с прилегающим участком в элитном месте на (закрытом с недавних пор для захоронений) не менее престижном, нежели сам «награждаемый», городском кладбище...
Загоготал Альберт Константинович, вчитавшись в строки:
- Мирашев, б***ь! – весело вскрикнул, заметав лихорадочно взор то на Миру, то обратно на документ. - Ты, как всегда, храбрый и веселый!
Гыгыкнул Мирон:
- А че ж грустить?! Все ж там будем…
- Так ты ж бессмертный, - внезапно послышалось где-то из-за спины юбиляра. Шаги ближе – не обозналась я: Майоров… да не один, с ее величеством Алисой…
Молчаливое кивание головой (ее, мое) - в знак приветствия. Мужчины же – радостно пожали друг другу руки и обнялись, похлопав по плечу.
- О! Косой, и ты здесь?! – ликующе, искренне удивившись, крикнул, отозвался неожиданно Вольский, роняя кому-то позади нас.
- Ну так? - ехидное. Будто кто шандарахнул меня тысячью вольт, передернуло на месте. Обмерла, оцепенела от знакомых нот.
- А Валю где потерял? Опять, что ль, тот в запой ушел без нас? Или на Канары урвал с какой-нибудь новой прошмандевкой?
Заржал его собеседник - не решаюсь обернуться. Сердце нещадно заколотилось, предчувствуя недоброе.
- Да я че ему... нянька? Где-то шляется. На мороз упал. Может, куш сорвал - пока не профестивалит все, не успокоится.
Загоготал тотчас народ… в том числе и мой Мирон.
Молнией прошибло, пронзая, цепляя каждую мою клетку; перехватило дыхание. Сжалась я от жути. Разворот – взор в лицо Изуверу.
- Ник, ты че? - в удивлении уставился на меня Мирашев, вперился в ужасом распятое лицо, в очи – где бликом билось эхо смерти.
Серой пеленой вмиг заслонило мои глаза, по щекам потекли слезы.
Обомлел и "гость".
- Ника, б***ь! - отдернул меня вдруг Мирон за локоть. Побелел, не менее моего.
Резвый разворот – взгляд на ублюдка, и снова мне в очи:
- Это он, да?! - деспотичное, громыханием.
Вдруг шум, шорох.
Кинулся бежать этот с*кин сын. Будто кто кислотой обдал Мирашева. Вырывал свою руку из моей - и следом рванул за ним. По инерции мои шаги вдогонку, но мгновение - и обмерла я, как и Мирон, на стоянке, застыли ни с чем: умчал этот ублюдок от него, от нас - живо прыгнул за руль своей тачки – и по газам, долой. Торопливо стерла я слезы (невольно размазывая тушь) - и пошагала в своему защитнику, желая прикипеть, спрятаться за ним, осознавая внезапно... как близко к своим неистовым врагам оказалась... Дико взревел, завопил Мирашев, сдирая эмоции ладонями с лица: