Взор мне в лицо, желая испепелить:
- Руку убрала! – с презрением.
- Ты совсем чокнулся, да?! Че за концерт тут устроил?!
- Просто, в отличие от некоторых, - рыком, - у меня еще есть гордость… и честь.
Рывок – выдрал свою руку из моей. Разворот – вновь пошагал дальше.
Рассмеялась я ядовито, не сдвинувшись уже ни с места. Закивала головой:
- Да ты что?! – паясничая, криком вдогонку. - И как далеко ты на них уедешь, а?! Или куда? На зону, да? Опять мне письма мелким подчерком строчить?!
Резко по тормозам. Обернулся, взгляд в очи:
- НЕ БОИСЬ, Б***Ь! НЕ СТАНУ!
- ТЫ ПРИДУРОК! – неистово, горестно, сплевывая разочарование и гнев в лицо. Шаги мои покорно ближе. На глаза проступили слезы. Болью давясь из-за непонимания… из-за предательства всех наших с Мирашевым стараний и надежд. – Я ЕГО ЛЮБЛЮ!
Оторопел Федька, не дыша.
Жуткие, режущие, палящие мгновения молчания, тишины – и тихим, осиплым, полным мучений и страха, голосом:
- А он? Он… любит тебя? Или будешь, как Ритка? Бежать за теми, за тем, кому и на**й не нужна?
- Любит, - несмело, не сразу… но ответила я.
Вдруг шорох позади.
Шаги ближе.
Приговором:
- Люблю, - узнаю голос Мирашева…
Поежилась невольно. Мурашки по телу…
Залилась я доброй, смущенной, кривой улыбкой, спрятав взгляд.
Не оборачиваюсь – но и не надо, еще миг – и замер вплотную ко мне мой Тиран – чувствую спиной родное тепло.
- Ну так женись, - дерзкое, с вызовом, Рогожина, едва нашел силы на звук. – Или слабо? Только пи**деть можешь?!
Рассмеялся ядовито Мирон:
- А это… уже не твое дело, - гаркнул. – Мы сами решим… что нам и когда делать.
Загоготал, паясничая, Федор… едко, горько, опечалено. Взор около; закивал головой. Резво мне в лицо:
- И ты этой… скользкой твари веришь? – заледенела его ухмылка, а глаза заблестели от боли, от разочарования… во мне.
- Как себе, - не лгу. Четко и искренне. Серьезно.
Застыл Рогожин.
- Федя… - Отваживаюсь… вопреки всем своим собственным запретам и уговорам самой себя, на откровение: - Ты даже не представляешь, что этот человек для меня сделал. И это даже не… сегодняшнее решение Суда, - от удивления вздрогнули того брови, но смолчал. Выжидает. – Я его люблю… и это не просто слова. И не тебе решать с кем и как мне быть. Больше нет. Прошли те времена… А муж он мне или так… - неважно. Я знаю, что без него – я не хочу, да и не смогу жить. И этого достаточно, - приговором.
Побледнел. Нервно сглотнул слюну. Молчит. Тяжело, шумно дышит, распятый ужасом прозрения, Рожа.
- Он мне нужен… какой бы не был. И поверь, я не лучше.
***
Согласился… Причем на все мои уговоры, Федька согласился...
Да и будто был выбор?
Первые дни - пока побудет, поживет вместе с нами, в квартире Мирашева, а затем, как доберется до своих активов и хоть как-то разгребется с долгами и уже закрытыми магазинами (пламенный привет Мазура, высосавшего из них практически всё), пойдет своей дорогой дальше (раз так уж сильно того хочет).
***
Быстро день ляпнул. Пока туда-сюда, пока приехали, пока еду приготовила, накормила всех, душ, телевизор – а там и ночь уже настала.
Благо, места у Мирашева дохр*на. Так что, Федьке постелила в одной спальне, в нашей с Мирой – я, а в залу… отправила… не в наказание, но и не в поощрение… Мирона одного почивать. Не хватило мне духу в одной кровати спать с моим Буратино, когда за стеной брат, готовый только за одно касание Мирашева своей рукой моей руки – удавить, а тут…
Вот только это я… А моему «учтивому кавалеру» это было не по чем. Едва только погас у меня свет… как скребется. Еще миг – и нырнул под одеяло, негодяя кусок.
- Мира! Придурок! - гогочу я, задыхаясь от его пошлых, откровенных ласк. Еще миг – и вынырнул с другой стороны.
Лицом к лицу со мной:
- И снова ты обзываешься? – хохочет.
- А разве нет повода? – надулась тотчас. – Я же тебя просила… по-человечески, потерпи.
- А надо было сразу меня слушать – сняли бы ему хату, как тогда. И сейчас бы вдоволь… скрипели пружинами.
- А тебе лишь бы поскрипеть! – ржу, заливаясь смущением. – Не принял бы он ее! Ты же видишь – сплошные заскоки!
Скользнул по телу ладонью, нагло забрался под футболку – сжал мою нагую грудь.
- Я соскучился… И так, то нервы, то предвкушение… Малыш, - запойный, жаркий поцелуй в шею, дразня языком, - я же не железный.
- Ты – деревянный! – гогочу тихо, силой пытаюсь оттолкнуть нахала, сгрести его с себя – поддается, но лишь настолько, сволочь, чтоб вновь добраться до моего пупка и откровенно, с вызовом приняться исполосовать влажным языком всю меня, играя с чувствами, ощущениями, доводя… не только до мурашек, но и стонов.