- Между прочим, - заумный наигранный вид, - с кем поведешься… Это ты меня испортила! – рисует серьезность. – Я вообще всегда приличным мальчиком был!
Не выдержала – и громко заржала, заикаясь:
- Да ладно?! ТЫ?! Ни за что в жизни не поверю! Разве что на тебе потом кирпич упал… и не один. А каски не было.
- Ах, ты зараза! - шутливо зарычал – и тотчас принялся щекотать.
- Ей Богу! – внезапно послышался смех Жаровой. Топчет к нам: - Вы как дети малые! Вам по сколько лет?!
- Тринадцать! – живо выпаливает Мирашев, перебивая всякое мое желание по-своему сумничать. – Это все она! – серьезно кивает на меня головой. – Безобразная женщина! Схватила меня, скрутила – и приказала с ней жить!
Заржала я, отворачиваясь. Зажмурилась от стыда. Чую, как запылали щеки:
- Ты придурок, Мирашев! - ору ему едва не на ухо. – А за «женщину» - отдельно получишь!
- Ох-ох, - враз запричитал, паясничая. – Я, между прочим, качалку себе купил! Буду отбиваться!
Гогочу. Взгляд ему в глаза. Коварно, хитро щурюсь:
- Но тут-то ее у тебя нет! А у меня шампур – есть!
Округлил очи. Замер, не дыша. Еще миг – и дернулся:
- Не, ну вы слышали?! Эта Фестивалина меня на дуэль вызывает, и даже без повода!
Давлюсь смехом:
- Как так без повода? А честь дамы? По-моему, самый что не есть стандартный повод! И че за «фестивалина», а?! – злобно (наигранно) гаркнула я, показав кулак. – Признавайся… че это еще за хрень на твоем безбашенном, единоличном диалекте?
Загоготал, пристыжено отведя в сторону взгляд:
- И запомнила же… Да так. Лучше тебе не знать, - гыгыкнул.
- Мирашев, я тебя сейчас четвертую! А не буду распыляться на иглоукалывание! Быстро признавайся, что это еще за гадости!
Цыкнул вдруг кто-то позади нас. Обернулась я, устремил и взор Мира: Лешик стоял с «чернявеньким» шашлыком на шампуре.
- Держите, хохотуны! А то совсем уж сгорит!
- О-о-о! – взревела я. Ржу: - Это самое что не есть любимое для Мирашева: снаружи обгорело, а внутри – еще кровяку пускает.
- И все-то ты помнишь! – резво протараторил, съязвил. – Сейчас тебе «чупы» намешаю – и будешь тут бегать… фестивалить.
- Отсюда фестивалина? – мигом разворачиваюсь, невольно дернувшись, едва не выбив из рук своего нахала еду (что уже умудрился взять, забрать у Алексея).
Гыгыкнул:
- Нет, ты точно опасная женщина. Боюсь я уже тебя.
- Ну, всё! – гневно и окончательно. – Рыдать тебе сегодня долго и нудно… Жестоко накажу. Пусть только домой вернемся!
- М-м-м, - вдруг загадочно, вожделенно протянул. - Если это то, о чем я думаю, то… Ребята! – внезапно разворот – и кинул взор на Леху, что уже поскакал за новой порцией шашлыка. – А вы не знаете адрес ближайшего «секс-шопа»?
- А он у нас есть? – гоготнула смущенная Жарова.
- Еще как, - со стопроцентной уверенностью выдал Мирон, закивав головой. – Но тебе лучше туда одной не соваться – детскую психологическую получишь. Вон… своего кавалера под руку – и вперед, тогда да… может, даже че себе присмотрите.
Заржала парочка в момент, но смолчали, залившись краской.
- Слышь ты, эксперт, - стукнула озлобленно я в плечо Мирашева. – Хватит народ пугать. Лучше меня покорми!
- Опа! – съязвил, заливаясь ухмылкой. – Че это мы такие? Понравилось, что ли?
Тотчас уколол меня воспоминанием, отчего вмиг спрятала я взор, поежилась. Черт. За эту неделю… или сколько там уже прошло, мир как будто вовсе перевернулся. Вовсе смелость прошлое… и все стало не просто на свои места, а… явило в реальность самые мои несбыточные мечты (несмотря даже на кое-какие нюансы)… и страшно, невероятно осознавать, что всё «то» - было действительно… и не просто с кем-то, а со мной, с нами…
- Не грузись, - внезапно шепнул вкрадчиво Мира и поцеловал меня в губы. Отстранился. Глаза в глаза: - Я буду только рад, - ухмыльнулся. – Только пальцы мне не откуси, ладно? – гыгыкнул и тут же принялся нагло, резво, грубо заталкивать мне в рот огромный кусок мяса.
Давлюсь и едой, и смехом. Откусить кусок – и силой отстраниться.
Ржу сквозь напханный рот:
- Ты так мне пихаешь усердно, будто это не шашлык… а я не знаю что…
Рассмеялся, но еще миг – и состроил шутливую, возмущенную рожицу:
- Какие мы пошлые! Жуть! С кем я связался?!
***
Наевшись до отвала, развалились на земле. И опять каждый в своем углу: мы с одной стороны от беседки, на песке, ближе к реке, а те – с другой (в теньке да на травке).
- Слушай, Мир… - перевернулась я на бок, не размыкая его объятий – поддался. Взгляд в глаза: - Вот ты много обо мне знаешь. А я о тебе, - поджала губы на мгновение, - ничего.
Ухмыльнулся. Но миг - и вдруг, паясничая, прищурился:
- Нам, партизанам, не велено сдавать свои позиции!