Наемники продолжали свистеть и улюлюкать, кто-то кидал в море первоцветы, а кто-то достал из ножен клинок и поднял острием вверх, приветствуя победителя. Минт выбрался из воды, и его облепили ухмыляющиеся парни. Один хлопнул его по плечу и подал ковш.
– Лада с тебя глаз не сводила!
– Я видел.
Минт опорожнил ковш и, явно рисуясь, принялся поправлять рассеченный ремень на наручах.
– Даже мунисе твое геройство пришлось по вкусу!
И друг кивнул на меня. Все трое оглянулись. Я почувствовала, как к щекам приливает краска. Минт изменился в лице: густые брови вскинулись вверх, темно-карие, темнее моих собственных, глаза расширились, а рот, обрамленный сверху тонкой полоской усиков, приоткрылся. Нет, ну каков!
– Мы знакомы? – Минт оценивающе меня оглядел.
Я отвернулась. Кровь зашумела в ушах.
– Фед, он самодовольный дурень! Я не могу!
– Ты обещала не прекословить, помнишь?
Судя по голосу, он искренне раскаивался в том, что поверил в мое послушание.
Пока мы спорили, к Минту подошел рослый, сплошь затянутый в черную кожу воитель. Все парни быстро разошлись.
– Это его наставник, Любомудр, – шепнул Фед. – Обожди чуток.
– Почему?
– Он нам не обрадуется.
Вдруг ветер, подувший с моря, донес слова Любомудра:
– …С Ладой в Асканию едет Ждан.
– Но ведь я победил!
– Твоя победа честная, неоспоримая, но… недостаточная. Времена сейчас неспокойные. – Наставник Минта положил руку ему на плечо. – Мечевластитель хочет укрепить свой род. Ждан будет свататься к Ладе в следующем году.
Минт на глазах покрывался пятнами.
– Чем мой род хуже? – звенящим от негодования голосом спросил он.
Любомудр сжал плечо Минта.
– Ты зря на нее заглядываешься. Лада – девчонка. Она всем улыбается. Не будь дураком, не перечь воле мечевластителя и Старейшин! И вдобавок ты знаешь, что о ней говорят…
– Про Ладу болтают только те, кому она отказала! – рявкнул Минт, развернулся и быстрым шагом направился к роще.
– Лесёна, чего стоишь, – прошипел Фед, – догоняй!
Я бросилась следом, но угодила в толпу. Начался новый поединок, и я потеряла время, расталкивая наемников. Вдобавок еще и камни коварно осыпались и выскальзывали из-под ног, точно намыленные.
– Быстрей же, ну!
С берега доносился шум боя, но в лесу царила тишь. Догнать сильного тренированного парня в неизвестном лесу и в лучшие времена было бы трудно, но после сегодняшнего забега по Сиирелл – непосильно.
Но мне показалось, будто в листве мелькнула знакомая кожанка. Я припустила вперед, через кусты. Над нами выросли деревья, и сквозь кружево зелени тонкими полосками упал свет. Мелькали высеченные в деревьях божественные лики. Ветви опускались все ниже, тени сгущались, и образ Минта вдали становился все призрачней.
– Мы упустили его. – Фед заюлил на плече. Я остановилась, чтобы перевести дух. Укромная тишина леса обволакивала со всех сторон.
– Смотри, Фед… Еще божества.
Деревянное изваяние, перед которым мне вздумалось остановиться, покрывала сеть трещин. Перед ним, в отличие ото всех, не лежало ни подношений, ни цветов, а верхнюю часть так и вовсе скрыл под собой плющ. Я подошла. Повинуясь странному, безотчетному порыву, очистила изваяние.
– Крылатая.
Явь будто раздвоилась. Одна я застыла перед идолом, а другая – опустилась перед ним на колени. Смутное ощущение давнего знакомства проняло до самых глубин, и я вдруг поняла: мне есть что сказать. Точнее, о чем просить. Не знаю как, но она меня услышит. Услышит. У меня не было ничего, кроме нескольких серебряных монет из тайника.
– Что ты делаешь?
– Увидишь.
– Но как ты собираешься сесть на ладью…
– Божьи люди едут бесплатно, верно?
Я подставила Феду ладонь, и он, поколебавшись, забрался на нее.
– Не знаю никаких слов, так что… Аррадо маос, Крылатая. Нам нужна помощь. Если ты летаешь выше всех, прошу, укажи путь с острова, и…
…я хочу найти Полуденного царя, где бы он ни был.
Чтобы больше никому из нас не пришлось убегать. Чтобы он показал нам дорогу домой. Чтобы древние чудеса снова случались на нашей земле!
Звякнув о камень, деньги укатились и затерялись в густой траве, а оставшиеся серебряными каплями застыли у подножия. Свободной рукой я сбросила впивающиеся в нос зубья костяных колец, и показалось, будто идол качнулся вперед.
Среди покоя и красноватых сосновых веток, среди шороха березовых листьев захотелось припасть к земле и не видеть никогда больше зеницу на алых червенских плащах. Вместе с тем, словно большой пуховой шалью, меня накрыло и обволокло благодатное умиротворение.
– Лесёна!