Я похожа на свою мать. Мне стыдно и неприятно – как можно пасть так низко и так быстро?
Пора возвращаться к жизни.
Вот она. Моя цель. Я не могу просто валяться в постели, оплакивая лучшую подругу и горюя о том, что ушло навсегда. Я должна переступить через это и жить дальше.
Я знаю, как это сделать, потому что делала это всю свою жизнь. Я звоню своему агенту и назначаю встречу. Он в Лос-Анджелесе. Я увижусь с агентом, вернусь к работе и удивлю Джонни и детей, заявившись к ним в гости.
Да. Превосходно. Таков мой план.
Договорившись о встрече, я чувствую себя лучше. Принимаю душ. Тщательно укладываю волосы. И вдруг замечаю, что у корней они седые.
Когда это произошло?
Нахмурившись, я пытаюсь скрыть седину, стягивая волосы в «хвост». Потом нетвердой рукой наношу макияж. Как-никак, мне нужно выйти в мир, а в наши дни никуда не скрыться от камер. Я натягиваю единственную, что налезает на мои раздавшиеся бедра, вязаную юбку «карандаш», сапоги до колен и черную блузку с асимметричным воротником.
Все идет хорошо – то есть я звоню своему агенту в бюро путешествий и бронирую билеты и отель, потом одеваюсь и с улыбкой думаю: «Я справлюсь, конечно, справлюсь» – пока не открываю входную дверь. Тут меня охватывает паника. Горло пересыхает, лоб покрывается капельками пота, пульс учащается.
Мне страшно выходить из дома.
Я не понимаю, что, черт возьми, со мной происходит, но решаю не сдаваться. Набираю полную грудь воздуха и бросаюсь вперед. В лифт, к машине, за руль. Сердце норовит выпрыгнуть у меня из груди.
Я завожу машину и выезжаю на забитые транспортом, оживленные улицы Сиэтла. Идет проливной дождь, и капли бьют в ветровое стекло, мешая смотреть. Желание повернуть назад не исчезает, но я сопротивляюсь ему. Заставляю себя ехать дальше. Наконец я в самолете, в салоне первого класса.
– Мартини, – прошу я стюардессу. Выражение ее лица напоминает мне, что еще утро. Тем не менее выпивка представляется мне единственным, что способно помочь в этой странной ситуации.
После двух порций мартини я наконец расслабляюсь, откидываюсь на спинку кресла и закрываю глаза. Вот вернусь к работе и станет лучше. Работа всегда была моим спасением.
В Лос-Анджелесе я вижу шофера во всем черном, в руках у него табличка: ХАРТ. Отдаю ему большую сумку из телячьей кожи и иду вслед за ним к ожидающему такси. Весь путь от аэропорта до района Сенчури-Сити движение очень интенсивное. Водители постоянно сигналят, как будто это что-нибудь изменит, а мотоциклисты опасно маневрируют между потоками машин.
Я откидываюсь на мягкое сиденье и закрываю глаза, чтобы собраться с мыслями и выстроить планы. Теперь, когда я начала действовать и постепенно возвращаться к жизни, беспокойство ослабевает. А может, это действует мартини. Так или иначе, я готова вернуться.
Внутри нужное мне здание кажется безграничным пространством белого мрамора и стекла, оно похоже на гигантский ледяной дом – и такое же холодное. Все прекрасно одеты, стильно и дорого. Красивые женщины и элегантные мужчины перемещаются среди интерьера, который похож на картинку из журнала.
Девушка за конторкой портье меня не узнает. Даже когда я называю свое имя.
– О, – говорит она, скользя по мне равнодушным взглядом. – Вы к мистеру Дэвидсону?
– Да, – отвечаю я, пытаясь улыбаться.
– Присядьте, пожалуйста.
Честно говоря, мне хочется поставить эту девицу на место, но я понимаю, что в ярко освещенных холлах здания CAA нужно быть осторожной, сдерживаю себя и остаюсь в оформленной в современном стиле приемной.
Я сажусь и жду.
Жду.
После назначенного времени проходит не меньше двадцати минут, прежде чем ко мне подходит молодой человек в итальянском костюме. Ни слова не говоря, будто робот, он ведет меня на третий этаж, в угловой кабинет.
Мой агент, Джордж Дэвидсон, восседает за огромным письменным столом. Мы обнимаемся – немного неловко. Потом я отступаю.
– Отлично. Отлично, – говорит он и указывает на кресло.
Я сажусь.
– Хорошо выглядишь, – говорю я.
Джордж смотрит на меня. Я вижу, что он замечает прибавку веса; «хвост» на голове тоже не может его обмануть. Он видит седину в волосах. Я смущенно ерзаю на стуле.
– Твой звонок меня удивил, – признается он.
– Прошло не так уж много времени.
– Шесть месяцев. Я отправил тебе не меньше дюжины писем. И ни на одно не получил ответа.
– Ты в курсе, что случилось, Джордж. Я узнала, что у моей лучшей подруги рак. И хотела быть с ней.
– А теперь?
– Она умерла. – Впервые я произнесла эти слова вслух.
– Мне очень жаль.
Я вытерла глаза.
– Да. Ну вот. Теперь я готова вернуться к работе. Могу начать запись в понедельник.
– Скажи, что ты шутишь.
– Думаешь, понедельник – это слишком рано? – Мне не нравится, как Джордж на меня смотрит.
– Послушай, Талли. Ты же должна понимать.
– О чем ты, Джордж?
Он ерзает в своем кресле. Дорогая кожа издает шуршащий звук.
– В прошлом году твое ток-шоу «Подруги» было лучшим в своем временнÓм отрезке. Рекламодатели отпихивали друг друга локтями, чтобы купить эфирное время. Производители с радостью дарили продукцию твоим зрителям, многие из которых приезжали за сотни миль и часами выстаивали в очередях, чтобы тебя увидеть.
– Мне все это известно, Джордж. Поэтому я здесь.
– Ты ушла со сцены, Талли. Взяла микрофон, попрощалась с аудиторией и удалилась.
Я наклоняюсь вперед.
– Моя подруга…
– Кому до этого дело, черт возьми?
Я выпрямляюсь, оглушенная.
– Как ты думаешь, как отнеслась телевизионная сеть к твоему уходу? Или твои сотрудники, внезапно оказавшиеся без работы?
– Я… я…
– Совершенно верно. Ты о них не подумала, правда? Телесеть собирается подать на тебя в суд.
– Я понятия не имела…
– Не отвечала на телефонные звонки, – рявкает он. – Я сражался, как тигр, чтобы тебя защитить. Они решили не судиться с тобой – подумали, что это будет плохой рекламой, поскольку речь идет о раке. Но закрыли шоу, окончательно и бесповоротно. Заменили тебя.
Как случилось, что я этого не знаю?
– Заменили? Кем?
– Шоу Рейчел Рэй. Оно хорошо идет в рейтингах. Быстро прибавляет. По-прежнему неплохо держатся «Эллен» и «Судья Джуди». И, разумеется, Опра [10].
– Постой. Ты понимаешь, о чем говоришь? Мое шоу принадлежит мне. Я его продюсирую.
– Очень жаль, что ты не владеешь телесетью. И у них есть эксклюзивное право транслировать повторы. Но они не пускают повторы в эфир – до такой степени разозлились.
Я не в состоянии даже осмыслить эту информацию. Мне казалось, что мой успех навсегда.
– Ты хочешь сказать, что с «Подругами» покончено?
– Нет, Талли, я хочу сказать, что с тобой покончено. Кому нужен работник, который уходит, даже не объяснившись?
Значит, все так плохо.
– Я сделаю другое шоу. Рискну. Сами будем его продавать.
– Ты говорила со своим бизнес-менеджером?
– Нет. Зачем?
– А ты помнишь, что четыре месяца назад пожертвовала солидную сумму фонду борьбы с раком?
– Это был подарок для Кейт. И реклама отличная. О пожертвовании даже упоминали в вечернем развлекательном шоу.
– Да, конечно, красивый и благородный жест. Вот только у тебя больше нет доходов, Талли. С тех пор как ты ушла. После прекращения записи шоу у тебя остались обязательства по контрактам. Это обойдется тебе в кругленькую сумму. Будем откровенны – ты никогда не отличалась бережливостью.
– Хочешь сказать, что я осталась без гроша?
– Без гроша? Нет. У тебя по-прежнему достаточно денег, чтобы ни о чем не беспокоиться. Но я говорил с Фрэнком. У тебя не хватит средств, чтобы финансировать съемки. А вкладывать в тебя деньги сейчас никто не захочет.
Я на грани паники; нога нервно притопывает, пальцы лихорадочно сжимают подлокотники кресла.
– Значит, мне нужна работа.
При взгляде на Джорджа мне становится грустно. В его глазах я вижу всю историю наших отношений. Он стал моим агентом почти двадцать лет назад, когда я была самой мелкой сошкой в утреннем шоу. Нас сблизили амбиции. Он заключал все самые крупные контракты в моей карьере и помог заработать миллионы, большую часть которых я растранжирила, потратила на экстравагантные путешествия и подарки.
10
Опра Уинфри – американская телеведущая, актриса, продюсер, общественный деятель, ведущая ток-шоу «Шоу Опры Уинфри».