щий. Чтобы общаться не в кромешной темноте, а хотя бы с минимальным светом, скорее даже отсветом, всполохами света. Всё было душевно и романтично. Особенно, когда рядом такие приятные и симпатичные люди. Особенно, когда среди них Она. Та ради которой готов на самые дерзкие, самые безумные поступки. Следующим местом, о котором хотелось упомянуть, было футбольное поле в лесу примерно посередине улица Лермонтова, напротив, в лесу метрах в ста. Там стояли двое ворот, а по периметру лежали бревна, стояли скамейки и столики. На соседнем поле, поменьше был лесопитомник с маленькими елочками и какими-то ещё деревцами. На этих полянах загорали и отдыхали дачники, жарили шашлыки, но редко. В нашей компании не принято было жарить мясо на костре. Да и где его взять, мясо для шашлыка? В двух продуктовых в посёлке их не было. Может оно и было, но для своих, из-под полы, как говорится. Был на станции Переделкино продуктовый, за линией, со стороны посёлка Чоботы. Но там, как, впрочем, и во всех магазинах страны того времени на прилавках лежали в основном суповые наборы (порубанные кости). Или костомахи с тонким слоем мясо и жилами, опять же в суп или собакам. Да и выпивку там продавали неохотно. Приходилось просить взрослых, придумывая разные небылицы. Ждать открытие переезда. Не ходили в тот магазин. А что до жарки, если хотели закусить чем-то горячим, закусить капитально, поджаривали сосиски на тонких палочках-шампурах. Сосиски тогда довольно часто появлялись в двух местных магазинчиках, мичуринском и писательском, на спуске возле Самаринского пруда. В писательском магазине продавались волшебные, неземные конфеты Домино и Кавказские. Они были соевые в шоколадой глазури, или псевдошоколадной, на развес. Псевдошоколадное было всё. Но всё равно это было фантастическое лакомство. Вкуснее этого лакомства стояли конфеты Кремлевские из огромной квадратной красно-желтой с золотом коробки. Эти конфеты были в праздничных наборах или пайках, или дополнение к пайкам. Которые дед получал в сороковом гастрономе к праздникам или датам. К праздникам и разного рода событиям и юбилейным датам наборы получали там-же, недалеко, на Кирова, Бобров переулок, кажется. В два места ездил Алекс с дедом за пайками и дефицитными продуктами. В те достопочтенные времена сороковой гастроном не уступал по значимости елисеевскому, на улице Горького. Другой, смоленский, возле одноименной станции метро. Ещё один центровой продуктовый на проспекте Маркса, ныне в Театральном проезде. Тот был попроще. Сороковой гастроном на улице Дзержинского, почти напротив какого-то корявого памятника Воровскому. Это невообразимая скульптура. Каждый раз, проходя мимо, Алекс притормаживал, в очередной раз находя для себя что-то новое в этом памятнике. Стоит ли он сейчас? Последний раз видел его лет десять назад. Видимо, Миша Кац во время изготовления скульптуры поленился воска добавить перед отливкой, кто знает? Разные есть версии. А что же старая Москва? Переулки, сбегающие от Сретенки вниз к захудалой Трубной улице. А пиццерия на Рождественском бульваре, слева, если идти вниз к Трубной. А пивнуха, почти внизу бульвара, не доходя до Трубной площади? На всгорке. А магазин потребкооперации Дары природы на Сретенке, где можно было купить всё, были бы деньги. Всё, начиная от перепелиных яиц в коробках с пятнышками, таких масеньких. Любые мясные деликатесы. Магазин Союзпотребкооперации, очевидно, отголосок НЭПа двадцатых годов двадцатого века. А магазин рабочая одежда? Там же на Сретенке, торговавший джинсами в основном отечественного производства фирмы Верея. Но бывали завозы и импортных. Джинсы тогда считались очевидно рабочей одеждой, хотя стоили как смокинги для нобелевских награждений. Такие были загадочные, противоречивые, но в целом весёлые и беззаботные времена. Отвлёкся. Не забыть про сосняк на задворках Довженко, там, где сразу начинался лес и был проход между дачами. Этот проход примерно посередине улицы Довженко открывался прямо в настоящий густой лес. С огромными красивыми елями, как из сказки про Морозко. Все были абсолютно уверены, что этот фильм именно здесь и снимали. Левее от прохода рос сосняк невысокий. Там были сложены спиленные брёвнышки. Это место появилось гораздо позднее, самое последнее лежбище нашей компании. Рядом чьими-то стараниями практически на болоте выросла теннисная площадка с сетчатым забором. Встретившись на Довженко, решили покурить привезённый Ленкой из Москвы Данхилл. К этим дорогим сигаретам девчонок приучила Марина, подруга Яговкина, прилетевшая из соседней галактики. Кто-то притащил баночного пива, (редкого тогда) оставшегося после домашнего веселья и благополучно стыренного у родичей. Сидели, курили и некому не мешали. Очевидно, дым потянуло в сторону теннисного корта, так как с той стороны к ним подошёл здоровенный дядька в шортах. Он начал возмущаться и предлагал сваливать отсюда. В ответ ему предложили заниматься чем он хочет, и не мешать отдыхать. Алекс оказался единственным парнем среди девчонок, так как Серёга со Стасом пошли в магазин. Он встал и решил заступиться за всех, как он посчитал, униженных и оскорблённых. Дядька был здоровее и на голову, а то и на две выше юноши, как показалось в тот момент (наверное, от перевозбуждения). К этому времени его уже научили вырубать таких здоровяков. Которые, наверное, привыкли давить, так сказать авторитетом. Это их глубокое заблуждение. Вырубить высокого человека гораздо легче, чем низкого. И дело не только в банальной физике. Дело в каком особенном(ошибочном) превосходстве высоких людей. Никогда не ожидающих отпора, что крайне неосмотрительно. И когда этот дядька с густыми чёрными с проседью бровями (как у Брежнева) подошёл почти вплотную к Алексу и со страшным выражением лица посмотрел на того сверху вниз, юноша уже собрался было пробить серию этому агрессору. Левый прямой в корпус с уклоном и тут же полубоковой-полуаперкот снизу с проносом в голову. Эта связка работала безотказно и была неоднократно проверенной. Именно с высокорослыми. Даже если не удавалось попасть в точку на подбородке примерно в пяти сантиметрах от центра (что приводило к нокауту), кулак всё равно цеплял голову. После прямого удара в корпус оппонента поневоле скрючивало вперёд, и он сам налетал, натыкался на второй удар снизу в голову. У Аньки и ещё какой-то девчонки с Довженко оказалась хорошая реакция и их буквально вклинило между Алексом и этим монстром за секунду до атаки. Наверное, юноша, выдал что-то типа, сейчас допью пиво и вырублю этого козла. И допив банку, встал. Девки успели раньше Алекса. Федор Михайлович, не надо, мы уходим, простите нас, он пьяный, не обижайтесь, мы больше не будем, мы не хотели, так получилось, всё-всё-всё, ай-яй-яй, ой-ёй-ёй и так далее. Они все вместе оттащили юношу и пошли навстречу ребятам. Это же Фёдор Бурдолацкий! Ты дурак? Это его стараниями корт построен. Мы тоже там играем. Зачем ты так? Действительно, зачем? Глупо… И стыдно… Еще одним местом времяпрепровождение был микроскопический прудик рядом с футбольным полем напротив Лермонтова точнее между футбольным полем и улицей Лермонтова. Предание гласит что этот прудик-воронка от авиабомбы времен Отечественной войны. По крайней мере так говорил Сергей Ткаченко познакомившись с другим Сергеем Яговкиным, на этом самом прудике во время рыбной ловли. Никогда не понимал этого кайфа-рыбалки. Да и какую можно поймать рыбу в яме с водой пусть и воронке от авиабомбы? Рядом рос ельник и сосняк. Вся земля была усеяна иголками, её как таковой не было, был сплошной ковер из иголок. Ели в этой округе росли огромные и поражали своими размерами и раскидистостью. Под одной из таких елей, огромных с торчащими далеко в стороны нижними лапами, Алекс как-то повстречал Савелия Крамарова. Алекс и Серёга ехали на пруд или в писательский магазин, что собственно одно и тоже. Отбив задницу на корягах, пересекавших тропинки, повели своих железных коней в поводу. Пошли пешком, ведя велосипеды рядом. Многие дачники отдыхали, лёжа под этими фантастическими елями, росшими вокруг футбольного поля и по всему Переделкинскому лесу. Известный и любимый всем народом комик лежал под елкой, укрытый её развесистой лапой как навесом. Алекс узнал его, остановился хотел окликнуть Серёгу, идущего впереди. Савелий Викторович читал книгу, видимо краем глаза увидел Алекса и оторвался от чтения, кинул взгляд на юношу. Тот оторопело пялился на актера, не веря. Это же один из любимейших его актёров! Неуловимые мстители, Джентельмены удачи, Иван Васильевич меняет профессию, Сказка о потерянном времени, Не может быть… Ну не может такого быть! Вот так запросто, под ёлкой с книгой в руке, оперевшись на локоть, лежал всенародный любимец. Живой и доступный! Видимо актёр прочёл всё это на лице юноши, ухмыльнулся, перелистнул страницу и углубился в чтение. Эта мимолетная встреча запомнилась Алексу надолго, на всю жизнь. Как корил он себя за то, что не заговорил, не выказал восхищение и любовь. Да-да именно любовь! Знаменитых, но официально непризнанных актёров тогда не просто обожали, любили. Всей душою, как могут любить только русские люди. Для которых такие как Крамаров-луч света в царстве двуличия и невежества, официоза и нетерпимости, антирелигиозности и бесовщины. И его роли веселили советских людей до упаду, как анекдоты про Брежне