а и Ленина. Возле воронки, ставшей впоследствии прудиком, познакомились два Сергея. Через некоторое время проезжая по Лермонтова, свернули в лес к этому прудику, где произошло знакомство Алекса с Ткаченко. Он ловил там рыбу или просто проводил свободное время с удочкой. Наедине с окружающей фантастической природой. Когда это было, уже и не припомнить. Главное-судьба свела этих трёх человек. И развела в 94-м, когда Яговкин погиб, и второй раз-в двенадцатом, когда ушёл Ткаченко. А тогда на рубеже семидесятых-восьмидесятых годов всё было просто замечательно. Ведь прошло детство и начиналась юность, весёлая и беззаботная. А впереди была вся жизнь, такая бесконечная, взрослая и многообещающая. А старости просто не существовало. Дед всегда был дедом, бабушка всегда бабушкой. Они не старели и не молодели, оставались всегда в этом состоянии спокойной умиротворенной старости. Были вечными стариками со своей премудрой зрелостью. Они не были развалюхами. Дед, ветеран и инвалид войны, бывший чекист и директор детского дома, бывший секретарь райкома, хорошо знавший Промыслова, одного из руководителей Москвы того времени. Дед, работая в партийном контроле часто общался с ним. Дед был вечно молодым дедом, а бабушка-вечно молодой бабушкой. Проработав в психиатрии всю жизнь, она иногда отзывала Алекса от зашедшей вместе с ним очередной кампании. Пообщавшись с ребятами и расспросив их о том, о сём, она говорила (Алексу наедине) про того или иного парня свою сакральную, но сбывающуюся в ста процентов случаев, фразу: этого парнишку надо спасать! Пока не поздно. Все ребята, про которых она это говорила, а их было немного, буквально по пальцам одной руки пересчитать, все они с возрастом начали здорово выпивать и умерли не в последнюю очередь именно от пьянки. А тогда это казалось просто невозможным. Но Алексу врезались в память навсегда эти пророческие слова. Видимо, наметанный взгляд и опыт специалиста-нарколога подмечал нечто такое, невидимое остальным, как не каламбурно это звучит. Вернемся же к прудику-воронке. Вокруг пруда была бугристой земля, усеянная иголками. Росли елки и сосны, между которыми Сергей и Алекс сделали две скамейки. Серёга прихватил топор и найдя обломанные сосновые ветви, достаточно толстые для скамьи, обработал их топором. Затем они вколотили эти микробрёвнышки между елями и получились две скамьи. Тихое уютное место рядом с прутиком. Можно половить рыбку, покурить сигареты или выпить винишка, буквально по стаканчику. Пиво было не в моде и пили в пивзалах, кабаках, заведениях типа пивных ресторанов. А выпив стаканишко бормотухи, можно было чувствовать себя раскованней с девушками, особенно если и они выпили чего-нибудь. Какого-нибудь ликера или наливки-настойки. В подмосковных магазинах наливки были не в почете, зато в Москве продавались в каждом винном отделе. Порой даже просто в продуктовом. Их очевидно не считали алкогольными напитками. Сладенькие и слабенькие 14-16 градусов, они не находили понимания у советской публики, да и были заметно дороже бормотухи. С оказией привозилась из Москвы бутылка-другая этой самой сливовой или десертной, запеканки, вишнёвой, клубничной, малиновой, спотыкач, черносмородиновой и так далее. Девчонки тоже приобщались к этому состоянию легкости и расслабленности, веселости и некоторой отупелости, но контролируемой отупелости. Вообще, состояние алкогольного опьянения, лёгкого и неагрессивного, особое состояние организма. И создать это особое состояние, скажем, перед боем могли только алкогольные напитки. Не случайно во время Великой Отечественной была положена норма-наркомовские 100 г водки. В послевоенное советское время от этой практики отошли. Не было широкомасштабных военных действий. Ну, а там, где нашим парням приходилось воевать в мирное время, выдавался по необходимости сиднокарб. Это конечно не первитин, губящий здоровье. И он так, для бодрости. Достаточно одной таблетки, как говорил Лёлик в бессмертной комедии Гайдая. Правда, на вторые сутки доза увеличивается до двух пилюль. И если спать нельзя, то без них уже не обойтись. На третьи две уже могут и не справиться, нужно три. И так далее, до пяти. Хотя-кому как. Дальше-возможны осложнения. Какие? А вам не надо знать, спите спокойно. А спокойно заснуть потом (на койке) уже может и не получиться без сильного снотворного. В случае не тяжелого ранения заправить всё это перкоцетом или оксикодоном. И вперед и с песней. Можно немного подвигаться и слегка повоевать. Увлекся фармакологией, вернёмся к алкоголю. К алкоголю, изучаемому со стороны. Разобрала меня веселуха к вечеру, вы уж не обессудьте. Это от вчерашнего посещения ботанического сада, точнее японского сада. Первый раз в этом году. Начинали скромно, как обычно, с португальского сухого розового. Трёх по 0,7 на двоих оказалось мало. Видимо, сказалась затяжная пандемия. Хорошо, прихватил Матусалем Аньехо. И сыра побольше, того самого, дорблю. Он замечательно идёт как под сухое, так и под доминиканский ром. Как чуял. На обратном пути попали под такой ливень! Возвращались сдуру через Сельскохозяйственную улицу, там, где нет калитки в заборе из прутьев. Знаете, наверное? Лихоборка разлилась и пришлось идти по колено в воде. У метро та же песня. Матусалем помог выбраться. Вообще, посещение Японского сада, как и Аптекарского огорода, как и острова Измайловский и других великолепных мест-целый ритуал. Будет желание-опишу (в другой повести). Отвлёкся, считайте это лирическим отступлением, как у взрослых писателей. Вообще, это вставка (всё, что далее по тексту), когда уже всё написано. Таких будет несколько. А что? Моя повесть, как хочу, так и расставляю рассказы и делаю вставки. Капризный какой! Ну и всё! И так. Чем замечательна была бормотуха, так это тем что её много не выпьешь. А небольшой перебор вызывает почти всегда рвоту, а вкупе с водой-это очищение организма. Побухали-перебрали-проблевались и опять огурцом. Готов к труду и обороне! А водку или спирт давали раненым как анестезию. А если заканчивался промедол (то есть, морфий), а он всегда заканчивался, то обезболить бойца и главное обездвижить для оказания первой помощи или проведения экстренной операции на поле боя было нечем. И два шприц-тюбика (на всех) в санитарной сумке санинструктора-не о чём. А в вашей оранжевой (которая на фиг не нужна), той, что у лохов в нарукавном кармане, он вообще один (был), который с белым колпачком. И им уже ширнулся ваш напарник, со своего отпустило уже, или оказалось мало. И никто не думал, что такая жопа может быть. Про неё всегда почему-то думают, как о сексуальной части женского тела. И помощь будет не скоро (если вообще будет), радист не может продавить связь. Всем хороша ваша Р-143, в болоте не утопла и на лютом морозе в высокогорье работала и в знойных песках вас не раз выручала… Да пробита она в трёх местах… А для Р-159 ваш радист забыл(поленился) взять рогатку с антенной бегущей волны, а на куликовку связи нет, горы фонят, или далеко просто до узла связи. Да… Но об этом т-с-с-с-с, никому! Пусть телефонюга пытается связь наладить. Командира вашей РГ обширяли морфином, перевязали и ему вроде полегче. А вокруг, к примеру, один рыдает над телом убитого друга (на которого весь промедол и ушёл), другой бьётся в истерике, третий впал в боевой ступор и ему всё по барабану, палит во все стороны, пока патроны есть. И тогда должен найтись один, кто возьмёт на себя эту работу. Может, это будете вы? И вы не на любимом диване с планшетом и с кошечкой на коленях, а в горно-лесистой местности или лесисто-болотистой, или в пустыне, неизвестно что хуже… И вот тогда ударом приклада по затылку человек вырубался, то есть терял сознание на время. За которое надо было успеть удалить осколок или пулю, заштопать стерильным кетгутом (если есть и умеете) рваную кровоточащую рану или ампутировать конечность, висящую на полуоторванных сухожилиях. Или хотя бы перевязать, наложить жгут, ППИ (он же ИПП). Остановить кровотечение! Банально замотать напрямую (может-дополнительно, по бинтам) входное и выходное скотчем, предотвратив большую кровопотерю. Таким сереньким, широким, плотным, из хозяйственного отдела, везде продаётся. И дырку хорошо заклеивает. Да вы знаете. А он, сердешный, трепыхается под вашими руками и упорно мешает себя, любимого, спасать. И при этом упорно не хочет терять сознание. Это всё от наших с вами предков. Сейчас всё это называется мудрёным словом. Парамедицина. Вообще, всё это заслуживает отдельного рассказа. Может, когда и соберусь. Не обещаю. Вернёмся к мудростям предков. Как вы думаете, когда не было хлороформа, как усыпляли? Полено, обмотанное тряпкой. А если у всех автоматы со складным прикладом? Ась? А пулемёт на что? Хороший пулемётчик и врагов кинжальным огнём с фланга выкосит и товарища в нужный момент вырубит. Хотя, безусловно, такими вещами должен заниматься хороший спец. Который не сломает основание черепа, переусердствовав. Который знает, что и как делать. Ну, а потом опять та же водка или спирт. Хотя, конечно, всё описанное это редчайший (!) случай. Да, не забудьте перед тем как бежать за бухлом в магазин на радостях, перевернуть бойца на пузо, вытянув вперёд и вверх его руку. Что бы, находясь в болевом шоке он не захлебнулся рвотными, пардон, массами. А вытянутая в одну линию с телом рука не даст (помешает) ему случайно перевернуться на спину и подавиться собственным