ток, досок, битый кирпич и разный хлам. Стопы ног, особенно повреждённая оказывались под разными углами к поверхности и слегка травмировались. Слегка! Сильно зашнурованные берцы (плюс стропа) спасали от серьёзных вывихов и растяжений. То есть, вдумайтесь, дозированные микротравмы восстанавливали повреждённый, поломанный и частично надорванный голеностоп! Покумекав, решили проблему и с кровоснабжением. Были ещё и другие упражнения, самомассаж и удары ногами по манекенам. А дальше Алекс, как всегда доработал всё это. По идиотской привычке доводить всё до совершенства. Были сколочены две доски под углом в девяноста градусов друг к другу в виде длинной крыши домика. И сколочены ещё две, положенные параллельно. А затем Алекс ходил по ним, ставя ступни под углом наружу (туда) и под углом внутрь (обратно). По одной как бы крыше он шёл туда, возвращаясь между как бы крышами обратно. Восстановился быстро и продолжил службу. Вдрызг убил на этом, правда, две пары старых прыжковых ботинок и пару берцев. Вот такая интересная история. Хоть кандидатскую пиши! Вернёмся же к воспитанию. Дед учил внука уму-разуму, как он это понимал. Чистые руки, горячее сердце и холодная голова. И всё в таком духе. Алекс не боялся съездить к очередной пассии в другой район Москвы на разборки с бывшим ухажером. Будь то Тушино или Матвеевка, Пролетарка или Измайлово, Каширка или Кутузовский, Фили или Чертаново, или какая-нибудь дыра типа Кузьминок. Ездил всегда на разборки один, понимая, что двое-это уже компания. А против компании выйдет тоже компания, только в ней может быть уже трое или пятеро балбесов, разгорячённых той же самой бормотухой или пивом. А так, один на один, как и положено, по чеснаку, то есть по-честному. В ста процентов случаев это срабатывало. Драка обычно переходила в возню в партере. С тех самых пор он возненавидел борьбу. Борьбу в чистом виде. Как элемент рукопашного боя приходилось осваивать бросковую технику в армии. С каким удовольствием он припечатывал к ковру сержанта-хохла, с оттяжкой, не давая выполнить страховку. Впрочем, и они все делали так же. Хрен обухом не перешибёшь! Да и после срочной службы сталкивался с бросковой техникой. До сих пор, глядя на кувыркание двух мужиков на ковре, особенно борьбу в партере, создается ощущение чего-то липкого, противного, как бы гомосексуального. То ли дело бокс, классический или тайский, наконец, кикбоксинг. Во время спарринга в зале из головы уходит всё глупое и наносное, ненависть, зависть, вся накопившаяся злоба, иногда даже безысходность. Остаются пустота и приятная усталость. И даже если с очередным спарринг партнером, не вполне корректным, напропускал ударов. Кровь из носа давно уже не течет. А если и появляется ощущение, что вот-вот потечет, стоит немного носом пошмыгать и высморкаться громко в платок или полотенце. Всё, можно дальше боксировать. Занятия каратэ выработали уважения к партнерам, учителю, залу, виду единоборств. Джиу-джицу приучило к гибкости в отношениях с людьми, к терпимости. Айкидо приучило к гармонии в жизни, гармонии во всём. Будь то работа, тренировка, учёба или личная жизнь. Да, а тогда ничего этого не было. И Алекс, созвонившись с очередной подругой, ехал в её пенаты, часто понимая, что его ждет при встрече с местными. Он не был писаным красавцем, вообще не был красивым. Но был, по словам его подруг, обворожительным и обаятельным. Очаровательным, как говорили некоторые его визави. В отличии от большинства тогдашних парней, грубых и неотесанных. В придачу вульгарных и наглых. Он же ничего не просил, а тем более не требовал. Всё должно было происходить естественным путём. Иногда надо было просто чуть-чуть подтолкнуть её к этому. Направить, так сказать на верный путь. Ну, а нет, так нет. Никто никому ничего не должен. Ну, а ему всё это было просто интересно. Поездки, встречи, гуляния, поцелуи и прощания. Всё это вносило разнообразие в жизнь. Избавляло от скуки и безделья. Утончало отношения. А уже то, что парень прётся через всю Москву на другой конец к ней, на тот момент единственной, готовый из-за неё разобраться (и выполнявший обещанное) с бывшим, не боясь местной шпаны, воздвигало его в её глазах на недосягаемый для остальных пьедестал. Всё это закончилось с призывом на действительную военную службу на два года. Была невеста, которая ждала своего солдатика, ставшая потом женой. Были и другие женщины, ну куда же без них? Всё это было потом, после юности. А сейчас он ночью сидел на кухне на даче и писал стихи, посвящённые Ленке, которая из гадкого утёнка выросла, как там у классика, в прекрасную лебедь? Так оно и было. По ночам писал стихи и отдавал ей через девчонок. Она не отвечала и никак не реагировала на его письменные объяснения в любви, только улыбалась каким-то своим мыслям при встрече. Уже, наверное, весь поселок знал об этих безответных чувствах. А после того как он увековечил её имя на самом верху водокачки, чего не делал до него никто, после этого узнали и её родители. А потом случился конфуз. Так решил для себя Алекс. На самом деле это был трагический случай, точнее трагикомический. Теперь по порядку. Её отец, профессор одного Московского ВУЗа видел Алекса не раз. В компании, которая заходила за Ленкой, на прогулке с собакой, на платформе, в электричке. Словом, знал его в лицо. И когда возвращаясь с работы, увидел Алекса с Серёгой, сидящими на обочине асфальта на улице Ленина, изрядно выпившими, так как они собственно, и не скрывали этого, веселясь и матерясь. …главное, по пьяни не перепутать фабулу с преамбулой. Ха-ха-ха. Или параболу с гиперболой… ещё ха-ха-ха. Они сидели, свесив ноги в канаву, чистую и сухую. И забавлялись разными каламбурами, не всегда цензурными. Так было удобно сидеть тогда. Каждый владелец дачного участка следил за состоянием прилегающей территории и канавы были всегда чистыми и сухими. Веселье было в разгаре… Бабеля с Бебелем, а Гегеля с Гоголем… ага, а Гоголя с гоголь-моголем! Чуть не писались от смеха… Серёга, увидев подходящего по улице отца Ленки громко зашептал Алексу, что мол, надо срочно куда-то прятаться, пока тот не увидел пьяного Алекса. Куда, куда прятаться? Да в канаву! Ныряй в канаву быстрее! Алекс так и сделал. Отец Ленки, придя на дачу, собрал семейный совет. И рассказал о том, что только что видел зятька, пьяного вхламину, сидящего на обочине. Потом этот самый будущий зять свалился в канаву, как последняя конченная пьянь. Нет, такой зять нам не нужен! Вынес свой вердикт глава семейства, а супруга его поддержала. Чтоб больше ноги его не было! Запрещаю тебе с ним общаться! Да и вообще, пора браться за ум и готовиться к институту. Всё это Лёнка рассказала подругам, зашедшим за ней. Естественно, её не отпустили. Девчонки побежали к сидевшим всё там же Серёге и Алексу. А дальше всё, как замечательном фильме про весну на Заречной улице. Что же ты наделал, дурная твоя голова, что же ты Сашка, наделал? Ты же всё испортил! Всё испортил! Они поведали ребятам Ленкин рассказ. Не падал я в канаву, а хотел спрятаться, да видно не успел, меня отец её раньше заметил. Пойду, объяснюсь. Куда? Ты же пьяный, только еще хуже сделаешь. В общем, всё как любимом фильме. Всё было кончено. Изредка виделись, а увидевшись, как-то вяло здоровались и тут же расходились, каждый по своим делам. Иногда пересекались в общей компании, но чувствовали себя напряженно и неуютно. Надпись на водокачке ещё долго напоминало им обоим о чём-то несбывшемся, несложившемся. Но таком чистом и светлом чувстве. О любви.