Оруженосец Холы, оруженосец Таамаг и еще один оруженосец, кажется, Радулги, будто невзначай удалились на балкон и принялись чем-то булькать. Вован был отправлен посмотреть, куда они делись, и тоже пропал. Минут через двадцать на балконе уже недружно пели. Могучие мужские голоса ввинчивались в ночную тишину. С верхнего балкона кто-то назвал их психами и алкашами. Вспыльчивый оруженосец Холы не утерпел и полез разбираться. Миролюбивый Вован его успокаивал. Бесполезно. Оруженосец Холы вскакивал на перила, пиная удерживающего его Вована. С верхнего этажа продолжали ругаться и даже плевались.
Таамаг первой утратила то небольшое терпение, что у нее имелось. Переваливаясь как медведица, она вышла на балкон и почти сразу вернулась.
– Знаешь, а я твоего с балкона вышвырнула, – как ни в чем не бывало сообщила она Холе.
Хола напряглась. Прислушалась. Тишина на балконе была не просто полной. Пожалуй, ее можно было назвать мертвой.
– Моего? – переспросила она с беспокойством.
– Ну да. Он мне нахамил. Беги вниз – лови! Может, еще успеешь!
Хола вскочила.
– Ты знаешь, какой тут этаж! – заорала она.
– Да сиди ты! Она шутит, – успокоила ее Хаара.
– И твоего Вована, кстати, тоже следом запустила. Под ногами много вертелся, – удовлетворенно произнесла Таамаг.
Хаара и Хола в панике ринулись на балкон и вернулись раздосадованные, толкая перед собой своих оруженосцев, прыгающих как кролики. Оба были связаны скрученной в жгут простыней.
– Я же говорила, что она шутит! – шипела Хаара.
– Да ты сама поверила! – огрызалась Хола.
Узел на простыне был затянут так сильно, что развязать его смогла только Таамаг. Она застенчиво посмотрела на свои руки.
– Со мной с двенадцати лет никто не хотел бороться! Даже взрослые мужики отказывались! А я ведь даже зарядку не делала, просто такая уродилась! И сестренки у меня ничего, не самые дохлые, – сказала она с гордостью.
Мало-помалу напряженность исчезла. Валькирии повеселели. Оруженосец Фулоны, невысокий, крепкий мужчина с залысинами, бывший прапор ВДВ, стал петь под гитару. Фулона подтягивала. У валькирии золотого копья оказался глубокий и красивый, чуть дрожащий на высоких нотах голос.
Неожиданно снизу, с домофона, кто-то позвонил.
– Это Филомена. Ну наконец! Свинство так сильно опаздывать! – радостно воскликнула Хаара и отправила Вована встречать ее.
Вован ушел и надолго исчез. Оруженосец Фулоны продолжил петь, но его не слушали. Никто не мог понять, почему Филомены и Вована долго нет. Наконец на площадке остановился лифт. Хлопнула железная дверь. В комнату заглянула растерянная голова Вована. Его щеки были уже не свекольными, но сизыми. Губы пытались что-то выговорить. Оруженосец замахал рукой, вызывая хозяйку.
Хаара вышла в коридор. Ирка услышала, как она вскрикнула, и наивно подумала, что это радостный крик человека, которому вручили подарок. И лишь когда из коридора донесся вопль «Скорее сюда!», Ирка поняла, что ошиблась.
Запутавшись в скатерти, Таамаг опрокинула стол. Все валькирии разом ринулись к двери, мгновенно заполнив тесный коридор. Случайно получилось, что Ирка оказалась впереди остальных, потому что сзади на нее налетела могучая Таамаг и, как бульдозер, протащила ее вперед. На ноге у Ирки пиявкой висел любознательный Антигон.
Ирка увидела Хаару и Вована. Они заботливо поддерживали высокого парня, правая сторона лица которого была в крови. Парень вырывался, утверждая, что не ранен и кровь не его. Ирка узнала оруженосца Филомены. В руках он держал ее щит и шлем.
– А где сама Филомена? – непонимающе пробасила Таамаг.
– Филомены больше нет! – ответил оруженосец и, покачнувшись, тяжело завалился на Вована. Вован и оруженосец Бэтлы разом подхватили его.
Другие бросились наружу, как-то сразу, без расспросов, поняв, где следует искать Филомену. Некоторые рискованно телепортировали прямо из коридора, ослепив Ирку короткими вспышками. Поблескивали наконечники копий. Серебрились нагрудники, которых не было еще полминуты назад. Человеческая природа замещалась вечной сущностью дев-воительниц.
Таамаг в давке столкнулась с Иркой, сгребла ее и, брызжа слюной, крикнула ей в лицо:
– Это все из-за тебя, одиночка! Ты нарушаешь законы – и от нас отворачивается удача!
Глаза у валькирии каменного копья покраснели от гнева и так сильно косили, что Ирке казалось, будто ее взгляд расходится в разные стороны, огибая ее. После каждого слова Таамаг чуть-чуть приседала, а в уголках рта взрывались влажные шарики.
Кто-то решительно заслонил собой Ирку. Она узнала Фулону.
– Отпусти! Виновата не она! – приказала валькирия золотого копья.
Ее оруженосец стоял рядом, держа в опущенной руке гитару. Кто-то, проносясь, толкнул его. Гитара ударилась о стену и глухо загудела. Этот жалобный звук образумил Таамаг.
Она отпустила Ирку, вскинула руки – страшная, гневная, громадная как медведица, с искаженным ненавистью лицом – и исчезла в огненном пузыре телепортации.
Ирке подумалось, что, если раздраженная Таамаг случайно материализуется внутри каменной стены, тем хуже для стены. Она раздерет ее голыми руками. Ирка почти видела, как крошится камень от могучих ударов изнутри.
Убийца подстерег Филомену у ее дома, скромной панельной пятиэтажки в Марьино. Валькирия испепеляющего копья сидела, опираясь спиной о дерево. Даже в последнюю секунду она не позволила себе упасть. В груди у нее торчала стрела. На лице, закрыв мертвые глаза, лежал большой кленовый лист – возможно, первый лист надвигающейся осени, которая не стучалась еще, а лишь терпеливо скреблась пальцем в двери.
Сердце у Ирки забилось короткими, захлебывающимися ударами.
Гелата, как валькирия воскрешающего копья, кинулась к Филомене. Опустилась на колени. Коснулась пальцами шеи и долго, около минуты, держала их там. Затем с усилием выдернула стрелу и, виновато покачав головой, поднялась.
– Ну что же ты! Сделай что-нибудь! – раздалось сразу несколько протестующих голосов.
– Простите, но уже все. В этом мире Филомены больше нет. Она ушла в вечность, к свету… – сказала Гелата.
– Постой, не сдавайся! Ты же можешь! – схватила ее за руку Бэтла.
– Я бессильна. Все дело в стреле. Она из Тартара, – негромко сказала Гелата.
Наконечник был узким, без зазубрин. Не столько наконечник, сколько стилет, изготовленный для единственного верного удара и насаженный на древко стрелы. Тот, кто готовил нападение, понимал, что не сможет подойти близко.
– Кто это сделал? Кто? – страшно, на весь двор, прорычала Таамаг.
Она не в силах была просто так стоять и смотреть на мертвую Филомену. Боль и гнев наполняли ее густой бычьей кровью, пульсирующей в сосудах так, что в носу у Таамаг взрывались мелкие сосуды. Гнев мечтал превратиться в действие. Ему нужно было бежать, бросать копье, рвать врага голыми руками, но кого рвать? в кого бросать? Зоркая Ильга первой обнаружила, что, следуя главному принципу своей жизни, Филомена отомстила за себя сама, вот только победной косы заплести не успела.
– Кто-нибудь! Подойдите сюда! – окликнула Ильга.
Убийца Филомены лежал за ближайшей машиной, уткнувшись в асфальт синим лицом. В груди у него была сквозная рана с опаленными краями. Такую могло оставить лишь копье валькирии. Только вот само копье в ране отсутствовало.
Газон, на который недавно завезли землю, был весь изрыт каблуками. Ирка увидела следы плевков и затоптанный окурок.
– Их было двое. Когда я подбежал, то понял, что этот уже ничего не скажет. Я наклонился, и тут меня кто-то вырубил сзади и взял копье, – глухо сказал оруженосец Филомены.
Парень наваливался на плечо Вована. Голос у него звучал равнодушно, но лицо было темным и словно выпитым. Ирка почувствовала, что оруженосец никогда не простит себе тех мгновений. Хотя что, если разобраться, он сделал? Ничего. Вот именно: ничего. Не спас. Не закрыл собой. Не сохранил копье. Да, не успел, да, не сложилось, да, не увидел, но что это меняет? Из всех уважительных причин мира не склеить одной маленькой истины.