«Ну целуй же! Так хочу я,
Песню тлен пропел и мне.
Видно, смерть мою почуял
Тот, кто вьется в тишине».
Егор тихо выругался, изворачиваясь и пытаясь дотянуться губами до плеча, чтобы стереть следы омерзительного поцелуя, но толком так и не достал и поэтому брезгливо сплюнул на пол, с вызовом глядя Леве прямо в глаза.
- Ты красивый, - задумчиво произнес тот, поглаживая колючий подбородок, - в любом ракурсе красивый. Сейчас ты в этом убедишься.
В ожидании чего-то самого худшего Егор проводил недоумевающим взглядом Леву до противоположного конца комнаты, туда, где висело большое зеркало. Ухватившись за края пыльной рамы, Лева с легкостью снял со стены надтреснувшее отражение реальности и, приблизившись к Егору, поставил зеркало прямо перед ним.
Егор робко взглянул на отражение и испугался собственного вида: взъерошенные волосы неопрятно торчали в разные стороны, исполосованное проводом тело было разукрашено бордовыми разводами, припухшие губы нервно подрагивали, а серые глаза совсем перестали улыбаться.
- Отпустите, - прохрипел он, с беспокойством следя за каждым движением Левы, заходившим с самого тыла.
Полностью спустив до колен джинсы Егора вместе с нижним бельем, Лева с нескрываемым удовольствием обхватил его ягодицы, наслаждаясь близостью упругого и узкого входа. Набрав во рту побольше слюны, он обильно смочил пальцы и легким толчком в плечи заставил Егора отклониться вперед, благо, длина веревки позволяла подобные маневры, и дрогнувшей от волнения рукой прикоснулся к его анусу.
Егор хотел было опустить голову, чтобы избежать созерцания своего очередного позора, но Лева не позволил ему этого сделать, хватаясь сзади за пшеничные пряди.
- Смотри! Ты должен воочию убедиться в том, что тебе действительно сладко, - с этими словами Лева начал интенсивно массировать узкое колечко, как следует смачивая притягательный вход.
Глядя на возбужденное лицо своего мучителя, Егор молил Бога, чтобы все случилось как можно быстрее. У него уже не осталось сил терпеть подобное затянувшееся издевательство, но у Левы на этот счет были совершенно другие соображения.
Глаза Егора округлились, а вдоль позвоночника прокатилась ледяная волна ужаса, когда Левина рука потянулась к пустой бутылке.
- Нет-нет! - взмолился он, - пожалуйста, пожалуйста, дяденька, не надо! - побледневшие губы Егора задрожали, с трудом сдерживая рыдание.
Левино лицо исказилось жестокой гримасой:
- Сначала попробуй. Ты же не знаешь, от чего отказываешься, - не принимая никаких возражений, произнес Лева, когда Егор слабо вскрикнул, ощущая холод от стеклянного кольца, приставленного к своему анусу. - А теперь расслабься. Сейчас начнутся новые ощущения, - с этими словами он начал аккуратно ввинчивать прозрачное горлышко в его тугую плоть.
Егор застонал от раздирающей боли, ощущая на губах соленый привкус собственных слез. Это было самое ужасное, самое унизительное ощущение, которое ему довелось испытать в своей жизни хотя бы из осознания того, что подобное надругательство происходит в грязном заброшенном доме на грязном засаленном тюфяке, да еще и настолько извращенным способом.
С нарастающим возбуждением глядя на то, как прозрачное горлышко медленно погружается в желанное тело, Лева совершенно обезумел. Погрузив бутылку до самого корпуса, он ощутил настолько большое желание, что остановиться был уже не в силах. Полностью высвободив холодный предмет жестокой пытки из тесной неволи, он с силой и уже не так аккуратно снова загнал его во вздрагивающее тело.
Егор взвизгнул, резко толкнувшись вперед, при этом, едва окончательно не вывихнув руки.
Лева взбудоражено зашипел, с новой силой, резко и грубо погружая в Егора стеклянное горлышко, наслаждаясь музыкой его жалобных стонов и картиной изможденного от возрастающей боли лица с блестящими дорожками от слез.
Реальность поплыла перед глазами Егора вместе с собственным отражением в зеркале. Все покачнулось на гребне волны нечеловеческой боли, сдерживать которую легкое опьянение было уже не в силах.
Лева абсолютно озверел, получая огромную дозу адреналина только от одного вида почти обнаженного Егора в зеркале, в бессилии бьющегося под его руками. Практически доведя до крайней точки изнурения своего пленника, почти потерявшего сознание от его сумасшедших действий, Лева все же нашел в себе силы остановиться.
Отставив ставшее ненужным орудие насилия в сторону, Лева трясущейся от предвкушения рукой прикоснулся к разработанному анусу и умиленно осклабился, увидев на кончиках пальцев свежую кровь. Это было прекрасно: природная смазка сама проступила, призывно зазывая в соблазнительные, влажные недра. Смочив языком пересохшие губы, Лева растер кровь между пальцами, а затем, взмахнув в воздухе окровавленной кистью, звучно шлепнул Егора по ягодице, оставляя на ней багряные разводы.
Егор резко вздрогнул, постепенно приходя в себя и начиная дышать все глубже.
Сдерживаться больше Лева не мог и, быстро освободив свой налитой, трепещущий от нетерпения член, звучно впечатался в Егора.
Толчок был сильным, и на какое-то мгновение Егор подумал, что его позвоночник осыпался от этого удара. Но последующие движения Левы на фоне предыдущих вторжений уже не казались такими болезненными. Из последних сил стиснув зубы, он начал считать про себя секунды, твердо решив продержаться хотя бы до сотни. Блуждающим взглядом подмечая предоргазменный вид своего насильника, Егор понял, что его мучения скоро сойдут на нет, даже не ощущая, как горячая сперма обжигающей влагой вторглась в его истерзанные глубины.
Издав стон облегчения и замерев, пережидая последние судороги, Лева любовно погладил узкие бедра и наконец-то оставил в покое своего изнуренного мальчика.
Тело Егора било мелкой дрожью, его словно охватил нервный озноб. Он видел в зеркале, как изменилось выражение лица Левы, как разгоряченное напряжение сменилось на расслабленное удовлетворение. Егор не поверил в то, что на этот раз его мучениям наконец-то действительно пришел конец, и с замиранием сердца ожидал чудовищного продолжения.