Торговля шла полным ходом.
Астахов стоял у крюка, монтировкой бил по кривой ручке, пытаясь открыть и боковой борт, чтобы было удобнее брать вилки.
Астахов удивленно посмотрел на Витьку — что это за человека он доставил к торговой точке таким странным образом. Длинный парнишка, глаза воровато рыскают, в руках держит радиаторную пробку и кочан с вырезанной кочерыжкой.
— Вот привел… вернее, принес Гудрона, — сказал Витька. — Остальное он скажет сам…
— Кто такой? — спросил Астахов.
Гудрон молчал.
— Дружок мой старый, в сорок пятом встречались и расстались. Не думали, что… капуста нас снова сведет, — пояснил Витька. И видя, что Астахов по-прежнему ничего не понимает, заключил: — Гудрон, дядя Семен, ехал вам на помощь, самураев добивать, только в Иркутске ссадили и в детдом направили. А вы тем временем и с японцем рассчитались…
— Точно ехал? — спросил, сразу заинтересовавшись верзилистым парнишкой, Семен Никитич.
— Было дело. Пилил на товарняках.
— В Иркутске сняли?
— Случилось…
— А мысль была нам помочь с япошками разговор до точки довести?
— Еще какая!
— Ну, тогда здорово, фронтовик!
И протянул Гудрону руку.
— Не успел я, мильтоны…
— Все равно, коль мысль была, здравствуй…
— Здравствуйте…
— А руки почему не моешь? Дома воды, что ли, нет?
— У него и дома-то нет, — сказал за Гудрона Витька. — Он путешествует!
— Как «путешествует»? А учеба?
— Грамотный я, — скромно потупил взгляд Гудрон. — Знаю, сколько в рубле копеек, и ладно.
— Только-то?!
— Нам и этого лишка…
— Как зовут?
— Раньше Сережкой дразнили, а сейчас…
— А сейчас Гудроном?
— Гудрон — дело прошлое, сорок пятого года… Сейчас корефанчики меня величают Ниной…
— Это что же, вроде мужского роду, а имя женское?!
— Имена я сам себе придумываю. Вот и решил — Нина, из спортинтереса…
— Еще хочешь кочерыжку?
— Нет, живот свое съел и на чужое ворчит…
— А пельменей?
— От пельменей не откажусь.
— Захолодали пельмени-то, — сказал Витька. — Пока мы тут воевали.
— Вот что, Сергей-Гудрон-Нина, держи десятку — и к армейскому котлу. Возьмешь на все, вернешься, пообедаем вместе…
Гудрон взял десять рублей, посмотрел на них, потом на Астахова:
— А сколько порций?
— Ну, ты же грамотный, сосчитаешь…
Гудрон снова взглянул на шофера:
— И вы думаете, что я вернусь?
— Не думаю, а верю.
— Витек, может, с тобой вместе пойдем?
— Виктор нужен здесь, — отрезал Астахов. — Руки по дороге помой, вот еще рубль на мыло…
— Возьмите свои деньги, никуда я не пойду! — вдруг резко заявил Гудрон, бросая бумажки на капот машины. — Вы же мне не верите!
— Верю… Нам просто некогда, небо заморачивает, а до дому ехать да ехать… Кстати, а с нами не хочешь?
— Куда?
— В Черемховку.
— Чего я там забыл?
— И я ничего не забыл, но вот приехал и остался… У меня ведь, Сергей, как и у тебя, дома тоже нет…
Гудрон снова взял деньги.
К армейскому пельменному котлу он бросился точно так, будто боялся, что повар не дождется его, а подцепит свой тарантас с дымящейся трубой к стоящей неподалеку машине и снимется с «позиции».
Обедали впятером.
Гудрон рассказывал разные занятные истории из своей жизни и сам же над ними, не дожидаясь одобрения собеседников, хохотал. Очень ему казались они смешными: то у милиционера при всем честном народе, на вокзале, наган «стырил», а в кобуру положил деревянный пугач, то в Средней Азии верблюда странным образом «заработал», чтобы совершить на нем кругосветку, то… Смеялись и Витька с Астаховым — некоторые случаи гудроновских похождений в самом деле были занятными. Ефросинья Петровна ела пельмени вяло, все смотрела на оставшуюся в кузове капусту, словно считала вилки. Было заметно, что она устала — не шутка торговать кочанами! Катерина уметала пельмешки за троих мужиков, лишь изредка нагибалась к Ефросинье Петровне, чтобы шепнуть очередное: «Еще раз, Фрося, говорю — остерегайся этого шмыря, смотри за денежной сумкой в оба! Помнишь, как он в сорок пятом ошмонал Витьку?! И рожа у него не лицо, а чистый Уголовный кодекс!»
Не зря беспокоилась Катерина Шамина.
Когда глубокой ночью машина остановилась в Черемховке и Астахов, разминая затекшие ноги, весело сказал: «Па-а-дъем, рота!», то в кузове не обнаружили Гудрона. Не оказалось у Ефросиньи Петровны и денежной сумки.