С переменным успехом борьба шла все военные годы. После победы немного поутихло. Как-никак отцы вернулись. И наверное, совсем бы потеряли интерес к «операциям» — так называли набеги, — не поставь Макар Блин в саду вышку. Высокую, по всем правилам сбитую из жердей вышку. Тут оживились даже бывшие фронтовики. И опять же не за фруктами, а из интереса. Ходили-крались днем, при свете. И сторож сейчас не громыхал: «Стой, окаянный, стрелять разрешено!», а кричал проносящимся, совсем сдуревшим от необъяснимой радости и ухарства мальцам и большакам: «Петров, я тебя записываю!» И весело было на следующее утро слушать, будто перекличку роты, записной реестр, хоть каждая запись и означала, что в наказание будет списано в пользу колхоза пять трудодней.
Вот почему загадочно улыбался Витька, прослышав о легкой работе, которую подобрал председатель для Астахова.
— Ну как, Семен Никитич?
— Согласен.
— Где жить остановишься?
— Куда определите.
— В моем доме вторая половина свободна, можешь занимать.
— Благодарю.
— На двухрядке, случаем, не мастак играть? У нас гармонист был Иван Черемуха. А сейчас пошел музыкант: не то гармонь в руках держит, не то пилу поперечную.
— Могу маленько.
— Вот и дельно. На «борозде» повеселишь народ.
— Это можно, — согласился Астахов.
Витька был единственным из деревенской ребятни, кто ездил на базу получать новый автомобиль. Остальные поджидали машину у моста через Поцелуйку.
С криками «ура!» бросились к спускавшейся на деревянный настил трехтонке. Хоть и не положено было останавливаться на мосту, но что делать: забили дорогу — ни взад, ни вперед.
— Быстро в кузов! — скомандовал Астахов.
Упрашивать не пришлось. Карабкались по скатам, запрыгивали через задний борт, каждому хотелось занять место у кабинки. Не повезло Шурику. Он хотел было забраться в кабину, к Витьке, но откуда ни возьмись подъехал на Женкисте Макар Блин. Председатель протянул вожжи Шурику:
— Отведи на конник, выпряги и задай овса.
В другой бы раз Шурик гоголем смотрел на сверстников — сам председатель поручил ему отвести на конный двор самого Женкиста. А тут Шурик стал похожим на мокрую курицу. И бросить вожжи нельзя — большакам в таком деле не принято отказывать, и очень уж хочется въехать в деревню на новом ЗИСе. Не так уж часто удается прокатиться на автомашине. На телеге — досыта. На лошади верхом — пожалуйста, сколько хочешь. На тракторе — иногда. На комбайне — округовку, и то, если будешь помогать шнеку выгребать из бункера зерно. А вот на автомобиле у Ивана Мазеина порядок строгий. Ни одного лишнего человека в кузов не посадит. И вообще, говорит, для пустой прокатки надо в город ехать, там автобусы для этого существуют. А Иванова «мериканка» постоянно в работе: то молоко на центральный, головной, маслозавод везет, то запчасти получает, то бруцеллезную корову в ветлечебницу… Да мало ли достается машине в колхозе. Правда, и колхоз невелик, состоит из одной деревни, но все же колхоз. Хлеба и молока сдает, столько, что городку Шадринску на целый месяц хватает. Это колхозный конюх Ажарнов еще когда-то подсчитал. С той поры планы сдачи продуктов вдвое выросли. Это со стороны кажется, что мал, как наперсток, колхозик. А поди обойди его поля за неделю!