— А зря. Переломила бы свою гордость да пришла за денежкой. Разве я когда тебе отказывала? Сотенку-другую… Как не выручить из беды…
— Я же сказала, не нужны мне… ваши деньги! — резко бросила Катерина и ушла в горницу, показывая, что разговор на эту тему считает оконченным.
Потом вернулась и произнесла тихо:
— Я вот у Ефросиньи Петровны заняла. До отчетного собрания… Она зарплату вперед на месяц вымолила, а мне дала. Понятно?
— Как ясный день, — скривила в усмешке губы Марь-Васишна. — Спеси нашим деревенским не занимать. Осудили на сходе, дак и че я, не человек? Раньше многие в мой дом за денежкой стучались, а тут ровно отрезало. Будто разбогатели все враз. Настя Мазеина и та возгордилась. А ведь голь перекатная! Нет ни рубахи-перемывахи… В доме тараканы подохли от голода, а не пришла…
Напрасно ждала Марь-Васишна своих односельчан. Никто не постучал в ставень, никто не торкнулся в ворота, хоть и держала она их незакинутыми. Ни перед приездом налогового инспектора, ни после. Ни за деньгами, ни за мукой, ни за картошкой. А раньше, бывало, за крынку муки (она продавала муку крынками) поклоны до земли били. Да что там за муку, за ковшичек березовой золы — березовая зола шла на щелок банный — благодарили. Не все печи в войну топились березовыми дровами. Тальник, осина, гнилье сосновое… Дочь Серафима заладила: «Мама, ты знаешь, уезжать надо нам из этой деревни!» — «Пошто?» — «Не будет нам здесь жизни после всего…» — «Петуха, че ли, красного подпустят?» — «Нет, одних оставят, совсем одних… С тобой люди уже и не здороваются на улице». — «Поздороваются, нужда заставит. Вот постой, фининспектор приедет».
Прошел фининспектор по дворам. Уехал. Но никто из деревенских и не заглянул в ограду сиренчиковского дома. Будто не существовало больше Марьи Васильевны Сиренчиковой в Черемховке. Словно и не давала она раньше ссуды. Правда, с процентами, как любила говорить, отсчитывая мятые бумажки, но ведь выручала…
Узнав, что председатель распределил по домам заказы на общеколхозный праздник, а ее обошел, «обнес», как говорят в Зауралье, когда не хотят оказывать знаки внимания нежеланному гостю, обиделась: «Че ж, Макар Дмитрич, решил совсем не знаться со мной?! Заказом обнес». — «Так решило правление», — коротко ответил председатель. «С возу баба — кобыле легче», — в лицо рассмеялась Марь-Васишна. «Вот-вот, правление так же и думает, — озадачил ее своим неопределенным ответом Макар Блин. — Аналогично и безапелляционно!»
В день, когда по селу поплыл аромат свежепеченого хлеба, не выдержала. Спустилась в подпол, достала крынку топленого сливочного масла и направилась к Марфе Демьяновне — знала, что ей поручил председатель варить хворост. И сейчас, развернув крынку, сказала весомо:
— Вот, Марфушка, три кило топленки. Взаймы без отдачи. На общий стол.
Марфа Демьяновна оторвалась от сковородок. Посмотрела на Марь-Васишну так, словно видела ее впервые.
— Спасибо, Марья Васильевна, но масла достаточно. Я с Катей вчера сбила цельную полукорчажку… Да и Макар Дмитрич со склада выписал подсолнечного, на добавку…
— Какой от подсолнечной добавки хворост? Топленка ему сласть дает.
— Благодарим, — снова удивленно взглянула на Сиренчикову Марфа Демьяновна. — Но я не возьму. Не возьму… На што? У нас хватит. Верно я говорю, Катя? — обратилась Марфа Демьяновна к Шаминой за поддержкой.
Катерина выглянула из горницы. С чернильницей в руках выглянула, ногти на руках красила красными чернилами, обнаруженными на столе учительницы. Красные чернила были большой редкостью, и Катерина решила не упустить момент.
— Как ты думаешь, Катя? — повторила Марфа Демьяновна.
— Аналогично и безапелляционно! — точно копируя слова и интонацию Макара Блина, произнесла Шамина. — Безапелляционно и аналогично!
Лицо Марь-Васишны глупо вытянулось — что это загаднула Катерина: берут масло или нет?
— Марья Васильевна, — сменила разговор Шамина, — вы по своей торговой надобности не раз бывали в городе. Мужчины, говорят, там на ногах ногти красят? Правда или враки?
— Дак ить не босиком же в городе мужики бегают, чтобы ногти можно было усмотреть — белы или красны.
— Ну а в салонах-парикмахерских?
— Ты бы про базар спросила, я бы ответила.
— Извиняюсь, — сказала Катерина, — доведись бы мне дорога в город — цельный бы день в парикмахерском салоне провела! С ног до головы бы выкрасилась!