— И ты, Кондрат, подвигайся, не дави порог!
Кондрат выглянул в сенцы и вернулся с четвертью в руках.
— Керосин? — обрадованно спросил Витька — так ему трудно давался этот товар.
— Керосин, — ответил Кондрат под общий смех, ставя бутыль на стол.
Самогонку разлили по стаканам.
— За Ивана! — коротко сказал Мазеин, поднимаясь за столом.
Бабушка и рюмки-то не выпила, а уже заплакала и ушла на кухню. Там к ней подсела заглянувшая на встречины бывшего фронтовика соседка Домна Прокентьевна, бессловесная, будто немая. После смерти мужа, конюха Ажарнова, Домна Прокентьевна словно речи лишилась. А была первой говоруньей на селе.
«Домнушка, иди попотчуйся», — отправляла ее к столу бабушка, но Домна Прокентьевна, согласно кивая головой, оставалась на лавке. Так она беззвучно и просидела весь вечер, а под конец ушла тихо, незаметно, словно была не человеком, а тенью.
Заглянул и Макар Блин.
— Иду, вижу — огонек. Дай, думаю, заверну — не зря люди «десятилинейку» зажгли. Оно и точно — будем знакомы, председатель местного колхоза «Страна Советов» Блин Макар, по батюшке — Дмитрич.
— Астахов Семен Никитич.
Бабушка поставила новую стопку. Прошлись по второй. После нее председатель как бы невзначай завел разговор о колхозных делах. Не без надежды завел: а вдруг проезжему в Черемховке поглянется. Еще днем выспросил у Мазеина все данные: офицер запаса. Как будто одинокий. Всю семью порушили немцы. Возвращается так, к родному месту. На фронте автомобильной ротой командовал.
— У нас, конешно дело, на автороту машинок не наскребется, — вел разговор голова, — но не обижены. Мазеинская «мериканка» на полном ходу-здравии. Трофейный «студебеккер» в ремонте. К лету обещал первый партийный секретарь новый «зисок» из каких-то особых фондов выделить, за плату, конешно дело… Так что гаражик подсобирывается. А толкового автомобильно-машинного хозяина пока не вижу. Мазеин в шоферском деле мастак, но к винцу слабину имеет. Так я сужу, Иван? Если че неверно, выправляй — мы не за красным сукном сидим, можем вдоль и поперек резать.
— Бывает, — согласился Мазеин. — До двадцати семи лет не пил, а вот сейчас наверстываю упущенное.
— Вот я о чем и толкую. Катерину тоже не назначишь…
— Это почему же? — спросила Катерина.
— Неоформленности в характере много, хоть и имеет шоферские права.
— Это как же понимать, Макар Дмитрич? — затаила в уголках губ Катерина смешинку.
— Когда отводила «студебеккер» в ремонт, как назвала встретившегося тебе районного автоинспектора?
— Бабой, а что?
— Вот он сейчас и будет наши машинки подлавливать у шлагбаума. Обиделся шибко.
— Я же не обижаюсь, если меня мужиком называют.
— То ты, а то автоинспектор.
— А если он действительно баба, то как я его могла еще назвать?
— Пусть «баба», но он же в штанах. И при исполнении служебных обязанностей.
— Да если с него штаны снять, то и «служебные обязанности» автоматически снимутся, — не полезла за словом в карман Катерина.
Грохнул смех. А Макар Блин подвел успех Катерины под свою черту:
— О чем я и толкую.
Еще раз выпили.
От глаза председателя не ушло, что Астахов скромно ведет себя с рюмкой. Чуть помазал губы и отставил в сторонку, будто она ему мешала. Тут и повел наступление голова. А какова наша природа? По душе ли селяне? Есть ли думка о женитьбе? Невестами тут у нас пруд пруди. Так наседал председатель на бывшего фронтовика, что тот взмок от ответов и через минуту бы сдался. Но на помощь Астахову пришла бабушка.
— Макарушка, да че ж ты на человека насел, словно воробей на подсолнух?
— И то верно, — согласился Макар Блин. — Виноват, Марфа Демьяновна, виноват. Дурной у меня характер. Вот сидит передо мной человек, а мне нет чтобы по-человечески выпить с ним да поговорить за жизнь, так нет, думаю-кумекаю, как бы его приспособить к артельному хозяйству. Я ведь сны какие вижу, Марфа Демьяновна?
— Какие?
— Думаешь, нормальные?
— А то какие? — забеспокоилась бабушка.
— Председательские вижу я сны. Будто бы в «матаэсе» трактор марки «натик» выколачиваю на сезон… В Заготзерне заведующего за грудки беру, потому как семенной фонд клещом амбарным подпортил… В Госбанке у главного казначея ссуду на новый коровник трясу… А вчерась самого начальника милиции к самой дальней родственнице послал…
— Это за что же? — спросила бабушка.
— А за то, что он моего шофера Ивана Мазеина в «капезе» на трое суток оформил по обвинению в недостаче зерна…
— Это кто такой смелый, чтоб меня в «капезе» оформлять? — грозно спросил с другого конца стола изрядно захмелевший Мазеин.