— Есть, Черемуха, у тебя возможность…
Обчество знал, что Витька боится высоты. В школе, на уроках физкультуры, заметил. Наблюдательным был он, этот Обчество.
Кивком головы предводитель показал на перила:
— Прыгнешь — не тронем тебя, не возьмем твою тридцатку. Не осмелишься — пеняй на себя.
— Ты че, Шульгин, обалдел?! — сказал Витька, с испугом отворачиваясь от перил.
— Ого, и фамиль мою вспомнил! — удивился Обчество. — А свою не забыл?
«Орлы», довольные шуткой предводителя, весело засмеялись.
Витька молчал.
— Че-ре-му-ха, — нараспев произнес предводитель. — Восемь букв… Помнишь?
— Помню, — сказал Витька. — Жалко, что ты в резуку за мной не кинулся, а то бы сейчас рыбы есть не просили…
— Юморной! Ой, какой ты, Черемуха, юморной колхозник! — залился мелким смехом Обчество. У него сегодня было хорошее настроение.
— Есть еще один выход, Черемуха, — продолжал он. — Последний… «Орлы», а ну расступись! Беги, Черемуха! Только спиной назад!
Витька посмотрел на него, сделал небольшой шаг к перилам. Еще один шаг… Придерживаясь рукой за противопожарный щит, начал взбираться на перила…
Обчество, видимо, не ожидал такого поворота. Разобьется малый, с кого-то будут спрашивать… А тут «орлы» — свидетели.
— Слышь… Слышь ты, Черемуха, всамделе, че ли, решил прыгать?
Витька не ответил. Поставил на бревно перил покрепче и вторую ногу. Внизу искрились блюдца…
— Кореш, может, я пошутковал… Давай десятку, и шпарь в свой киоск, а? Хоронить ведь будет нечего — только ботинки…
Витька оттолкнулся от бревна и полетел вниз не «солдатиком», как было бы, наверное, не так страшно, а по-настоящему — вперед головой…
— Ну и чудик ты, — говорил Григорий, подбрасывая в костерок сушья. — А если бы убился?! Да пропади она пропадом, эта тридцатка, отдал бы ее горлохватам! Дак нет, жизнью рисковать… Ну и надумал ты, Витек!
Витька молча лежал на расстеленной Григорием плащ-палатке.
— А я как раз сдаю деньги в банк, квиток получаю… Вдруг прибегает Кочин, Антип Кочин, сторож мостовой… «Твой, — грит, — помощничек с перил в Миасс гробанулся!» У меня и руки-ноги отнялись. Надо бежать, а я сел на стул и сижу как дурак. Это что же я матери твоей отвечать буду? И председателю? Языком едва вывернул: «Насмерть? Гробанулся, — спрашиваю Кочина, — насмерть?» — «Нет, — грит, — достал его. Откачал. Побежал в больничку звонить, позвонил, прибегаю обратно, а помощничка нет на берегу. Укандохал куда-то своим ходом…» Ты почему в больницу ехать не захотел?
— Че мне там делать, — отозвался Витька. — Че я там оставил…
Витька все помнил отлично: как летел с моста, как почувствовал резкий, до боли хлесткий удар воды, даже как шел на глубину песчаного карьера… Но потом все смешалось. Был еще один удар, уже о дно… Очнулся, увидел — стоит над ним человек. Видимо, это и был мостовой сторож Антип Кочин. И говорит человек: «Парничок, жив?» — «Ага». — «А коль живой, дак полежи чуток, я в больницу по телефону брякну». Полежал Витька. Потом встал. Заметил спешащий по главной улице райцентра санитарный «пикапчик». Спустился в воду, лег на спину и поплыл по течению. Вышел у самой водозаборной станции спиртозавода. Тут его и обнаружил Григорий.
— А почему я догадался, что ты у водозаборки выйдешь из воды, знаешь? — спросил Григорий.
— Почему?
— А по воде за тобой три десятки плыли… У водозаборки самая узь. Ну, думаю, обнаружит, что деньги потерял в воде, будет ждать и караулить в узком месте…
— Точно, — согласился Витька, расправляя на трех досочках мокрые бумажки. — Такие мокруши банк не примет, знаю… Катерина Шамина раз искупалась с кошельком, ходила менять, не взяли…
— Чай с малиной будешь пить? — спросил Григорий.
— Вот бы со смородиной…
— Ну, брат, торгуем малиной…
— Ладно, пусть будет с малиной. Как отторговался-то?
— Нормально, — ответил Григорий.
Витька взял солдатскую фляжку, обжигаясь, начал пить пахнущий свежей малиной чай. Руки дрожали.
— Слышь, Витек, а может, все-таки в больничку заглянем?
— Зачем?
— Как зачем? С такой высоты нырнул… Может, что внутрях отбило?
— Все цело, — отозвался Витька.
— Тонул опять же самым настоящим образом…