— Дак вот я и подошла, чтобы, это самое, ну, в смысле домок школьный поторговать… Циферка меня устраивает, не постою за ценой… Ежели поспособствуете…
— Чему поспособствую? — не понял Макар Блин.
— Ну, домок мне определить, в смысле — продать. Пять сотен могу и набросить поверх, ежли печеклад печь докладет да тесу на ворота колхозного выпишете…
Школа была единственным домом в деревне, стоявшим без ворот. Ворота заменял палисадник с низеньким штакетным заборчиком. Заборчик так себе, баран перешагнет. Но странное дело — деревенская живность: овцы, телята, коровы, возвращаясь с пастбища, не нарушали бог знает откуда им известный закон — не заходить в школьный двор, хотя там росла мягкая трава-конотопка. Будто знали по отсутствию ворот, что общественный дом тут стоит, школа. А школа в деревне — святое место, осквернять которое не дано права ни человеку, ни четвероногому.
— Обижаете, Марья Васильевна, — сказал раздумчиво председатель.
— Кого? — не поняла его мысли Марь-Васишна.
— И меня, и весь деревенский люд, а более всего — школьный дом.
— Это как же, Макар Дмитрич? — округлила глаза Марь-Васишна. — Да сколь обидки в том, что, не торгуясь, выкладаю денежки на стол?! Десять тыщ все-таки, не баран чихал! Это сотенку рубликами выложить — какая кучка выйдет?! А тыщу? Да сколь вы, Макар Дмитрич, в сельмаге упряжи на конный двор на эти деньги купите? Сбруя-то ремки одни, а не упряжь! На люди дак и стыд показаться… Дуги — самоделки… Кто щас с такими дугами ездит? Голь перекатная, и та магазинные дуги покупат. А я, вот те слово, председатель, в одночасье обернусь до сберегательной кассы. У меня и книжка с собой… А, Макар Дмитрич?
— Обижаете, — только и повторил, не глядя на Марь-Васишну, председатель. — Крепко обижаете!
— Да как можно дом обидеть?! — всплеснула руками Марь-Васишна. — Не живой он, чай, мертвый… Железо с деревом, на кирпишном хундаменте…
— А вот обижаете, и все! — резко сказал председатель, не пускаясь в разъяснения. — Впрочем, как решит правление. Товарищи, все в сборе? — оглядел Макар Блин комнату, ставшую вдруг немного тесноватой от набившихся колхозников.
— Так точно! — выступил вперед Переверть-Клейтонов. На колхозном пожарнике, помимо всего прочего, лежала еще и обязанность приглашать на собрания, что он и выполнял с величайшим удовольствием: выводил из сарая пожарный тарантас с машиной, полным аллюром грохотал на нем по деревне — из домов выскакивали и стар и млад, думая, что занялось где, а Яков, уже на обратной дороге, при тихом ходе, объяснял, кто, куда и к какому часу должен прибыть. За это Переверть-Клейтонову разрешалось, правда без права голоса, присутствовать на заседаниях правления, хоть он и не был членом высокого, самого высокого в колхозе руководящего звена, как иногда для важности называл Макар Дмитриевич правление.
— Так точно, доставлены все, за исключением Катерины Шаминой, отсутствующей по причине нахождения в командировке за пределами нашего данного хозяйства! — доложил Переверть-Клейтонов. Стиль речи он взял у Макара Блина. Даже словарик с иностранными закавыками, похожий на председательский, завел. На собраниях он с ним и сидел, занося «ученые» выражения головы. Люди, не знающие Якова, принимали его частенько за корреспондента газеты.
— Рассаживайтесь, товарищи! — пригласил собравшихся председатель. — Только прошу не курить, не щелкать семечки и не скрипеть стульями. Кворум, как я вижу, налицо. Яков, не в службу, а в дружбу, пригласите, пожалуйста, членов правления с крылечка в зал. — На официальных собраниях всех, даже мальцов, Макар Блин называл на «вы».
Переверть-Клейтонов бросился выполнять просьбу, зычно, по-боцмански, командуя:
— Члены руководящего звена, попрошу подняться в зал! Кворум начинается! Начинается кворум!
Яков, видимо, решил, что «кворум» и обозначает начало заседания. Немедленно достал блокнотик и занес «ученое» слово на чистую страничку.
После обсуждения и принятия решений по чисто хозяйственным вопросам, связанным с сенокосом, подготовкой к уборочной страде, ремонтом ферм, завел разговор председатель и о школьном доме.
— Такое, значит, дело, товарищи… По причине отставания наших женщин в решении демографии и с этим связанной проблемы недостаточного контингента учеников для полного классного комплекта наша начальная школа, как таковая единица, ликвидируется. Те редкие индивиды, которые сохранились на балансе, передаются на обучение в район. Вопрос о подвозе «в неблагоприятную для пешей ходьбы непогоду», — Макар Дмитриевич сделал особое ударение на этих словах, даже на Ефросинью Петровну взглянул, — думается мне, подымать не стоит. Яков Фомич, я считаю, осилит эту дополнительную нагрузку, за особую, разумеется, плату — полтрудодня туда, полтрудодня — обратно, итого — трудодень в сутки.