Это слово родилось неожиданно, он придумал его сам. Может быть, такое слово и существовало, но Макар Блин его ни разу не слышал и сейчас, придумав, немного испугался — слова-то профессора придумывают, а то и академики, а тут он составил, предколхоза с двуклассным церковноприходским образованием.
«Ну да ладно, — решил Макар Блин, — пускай не ученое слово, зато верное».
— Думается, все-таки от трудного времени, от войны, — сам ответил на свой вопрос Макар Блин.
Вернулись Витька и Вовка Мазеин. После того как последнего перестали звать Кито, он, казалось, даже повзрослел и посерьезнел. Принесли они свежего, только снятого с пода хлеба, соли, зеленого лука, огурцов, стручки гороха и даже один поспевший помидор.
Пока Шурик из лопуховых листьев сооружал скатерть на пень, что оказался рядом с кострищем, а Григорий выводил из мягкой тальниковой лозы шесть ложек, Витька заварил смородинный чай. Без смородинного чая полевой обед не обед.
С полей, обступивших Поцелуйку со всех сторон, повеяло слабым ветерком. Макар Блин сразу вздрогнул, весь напружился, ноздри его широко раздулись, глаза влажно заблестели. Тихо проговорил:
— Хлебушко, однако, подошел. Озимые приспели. — И, повернувшись к ребятам, добавил: — Что ж, за тепло вы хорошо отдохнули, пора и за дело браться, за уборку. Назначаю вас всех, кроме Дони, на сушилку. Должности: генеральные заместители первого сушильщика Григория Васильева.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
На раскаленном каменном поду сушилки резиновые галоши, в которых пробовали ходить ребята, плавило. Сыромятные бутылы корежило. Магазинные сапоги тоже не годились — деревянные гвозди выгорали и подметки отваливались. Босиком терпеть на влажном пшеничном настиле еще куда ни шло, но когда зерно начинали сгребать, то камень давал сильные ожоги.
В первые дни с обувкой для сушильщиков помучились. Хитринку предложил заглянувший на сушилку Астахов. Вытесал из сырой осины обыкновенные плашки, прикрепил к ним крест-накрест ремешки и получились деревянные шлепанцы. На ногах они сидели удобно, и ходить в них было легко, а деревяшка надежно прикрывала подошву от жара кирпичной сковородки.
Топки гудели, будто в каждой стояло по сильной турбине. Топливо в них закладывали без распиловки, цельем: метровник так метровник, двухметровник так двухметровник. Береза пылала ровным гудом, а осина щелкала, трещала, ухала и стреляла, будто вся была начинена пороховыми зарядами. В Зауралье, когда о человеке хотят сказать, что он шумливый, то говорят: «Ровно осиной топлен».
Высоченная поленница дров, заранее поставленная у топок, растаяла быстро. Зерно из комбайнов шло тяжелое: сырое и с зеленью. Пришлось взять дрова от ферм — зимний запас. А что будешь делать, когда район требует сдавать хлеб днем и ночью. Хоть живи, хоть будь мертв председатель, а плановую сдачу обеспечь. И так вон для контроля из центра уполномоченный приехал — председатель ДОСААФ. В деле хлебном ни шиша не петрит, не понимает, значит, а тоже туда — указания дает: «Выше накал борьбы! Если сорвем декадный план хлебопоставок, то нам покажут, куда Макар телят гонял!» — «А куда он, в самом деле, гонял?» — прикидывается Макар Блин дуриком. «То пословица, я не знаю конкретно района выпаса». — «А я знаю, потому как я и есть тот самый Макар». — «Куда же?» — «А туда, откуда потом выгонял».
Первый пятидневный план выполнили. И выручила сушилка. Сушка шла так споро, что сухое зерно едва успевали отвозить на станцию. Дивился Макар Блин умению Григория — никогда еще колхозная сушилка не работала так складно да ладно. В глаза своего восхищения не высказывал — все ж невеселая слава шла по пятам этого человека, приберегал хорошее слово на будущее: «Вот управимся, крепко поблагодарю!» Григорий по-прежнему не был членом колхоза. И никто его не был вправе заставить дневать и ночевать на сушилке, тем более что начальник райкомхоза снова появлялся и предлагал зайти в кабинет в девять ноль-ноль «по вопросу бани». Не позарился Григорий ни на твердую денежную зарплату, ни на более спокойную жизнь — в центре о его прежних делах знали куда меньше, чем в Черемховке. Как ему был в душе благодарен председатель! Уйди он сейчас с сушилки — кого на нее поставишь? Тут нужен человек со средним настроем в характере — не очень горяч, но и не вахлак. Иначе пережжет зерно или недосушит. И в том и в другом случае — плохо, большая скидка пойдет, а то и возврат. Колес в колхозе раз-два — и обчелся. «Мериканка» Ивана Мазеина исправно снует в Заготзерно челноком, словно не машина, а вечный двигатель. Ни одного отказа, ни одной остановки в пути — так он ее перед уборкой настроил. Новый ЗИС трудится. Но с ленцой шофер попался: час сидит — два курит. Норму выполнит, а на большее не заходится. «Додж» за большие деньги в местном ремонтном заводике подлечили, но он два дня с грехом пополам попылил и сдох. На лошадях тоже не далеко ускачешь. До Заготзерна самым быстрым шагом — день. Берет лошадка мало — мешков двенадцать-пятнадцать, а человека к ней приставь, едой обеспечь, о ночлеге подумай. Привезет он на станцию за такую даль зерно, а ему лаборатория от ворот поворот.