- Ты действительно делаешь всё это ради меня? Разве ты не смог бы спокойно отдыхать, наслаждаясь нормальной жизнью как обычный парень?
Он входит в комнату, придерживая для меня дверь. Тем не менее, не отвечает. Он и не должен. Его молчание говорит за него.
Нет. Этого не может быть достаточно. Дориан был рождён и воспитан как принц. И был окружён роскошью и богатством всю свою жизнь.
И как только я вхожу в комнату - которая больше похожа на роскошный люкс для высокопоставленных чиновников где-нибудь в пентхаусе казино Вегаса - я понимаю, что он жил со мной в трущобах весь этот год.
- Вау, - задыхаюсь я, не в силах более красноречиво описать то, что меня окружает.
Комната Дориана похожа на крошечный дворец, наполненный всем, что меня восхищает в нём и тем, за что я его так люблю. Каждая замысловатая деталь - это часть его: его музыкальный вкус, предпочтения в искусстве, страсть к порядку.
Я осторожно скольжу кончиками пальцев по проигрывателю, который явно старше меня минимум лет на двадцать. Дориан подходит и становится позади меня и устанавливает иглу на уже установленную виниловую пластинку.
Возбуждающая мелодия эхом разлетается по комнате, и я наслаждаюсь страстным женским голосом.
Так много души вложено в эту песню... так много боли. Она как будто живёт словами, которые поёт. Я закрываю глаза и позволяю своей голове упереться в грудь Дориана. Он раскачивает нас из стороны в сторону, и я чувствую его губы на моих волосах.
- Кто это? - вздыхаю я.
- Нина Симон.
- Так прекрасно. И печально.
- Самые прекрасные вещи часто наиболее печальны.
Я вдыхаю его слова, позволяя им погрузиться в мою душу острыми, жалящими шипами. Я готова истечь кровью за Дориана, за ту любовь, которая есть у нас, за жизнь, которую мы можем сегодня потерять в стенах этого замечательного дворца.
Да. Он прекрасен. Но он всегда был опечален. Опечален тем, кто он, и тем, что он сделал. Опечален жизнью, которой у него никогда не будет, несмотря на то, что он этого достоин.
Он не прекращает раскачиваться и разворачивает меня кругом, его руки скользят по моим плечам к основанию шеи, мой пульс бьется в унисон с его.
- Воспользуйся моей ванной, чтобы привести себя в порядок. Я подберу тебе что-нибудь подходящее из одежды.
Дориан отходит, когда грустная песня заканчивается и сменяется, чем-то ритмичным. Но тем не менее, запах смерти плотно витает в воздухе, мешая почувствовать что-нибудь еще, кроме неописуемого страха.
Я иду через его украшенную иридием[9] спальню к огромной ванной комнате, я слишком потрясена, чтобы в полной мере насладиться ее великолепием, и снять грязную одежду.
При нормальных обстоятельствах, я залезла бы в эту огромную, бескрайнюю ванную, выложенную тысячами бирюзовых кусочков мозаики и утопила бы в ней все свои тревоги, но так как время поджимает, я быстро запрыгиваю в душ.
Он также выложен этими крошечными бирюзовыми плитками, переходящими от тёмного оттенка к светлому, образуя мозаику-омбре. Там нет занавески, есть только тонкая стеклянная дверь, выставляющая моё обнажённое тело напоказ.
Когда я поворачиваю ручку крана, теплая вода обрушивается со всех сторон, даже из пола.
Я хотела бы наслаждаться этим. Хотела бы я затащить сюда Дориана к себе и уговорить его по-быстрому заняться любовью около матового стекла.
Но осознание того, что мы встретимся лицом к лицу с нашим мучителем через час, значительно снижает моё либидо.
Я быстро моюсь, для волос используя шампунь Дориана. Меня не смущает, что я буду пахнуть как он, я наслаждаюсь возможностью носить его запах на своей коже.
Это почти так же, как дышать им, только нет покалывания от магии, которое искушает мою душу, когда я набираю полные легкие его пульсирующей сущности.
Когда я покидаю ванную и вхожу в спальню, замечаю роскошную ткань, лежащую на одеяле, почти сливаясь с ним.
Платье цвета мерцающего обсидиана сияет, напоминает мне усеянную звёздами далёкую галактику. Я пропускаю его между пальцами, желая оценить гладкость шёлка.
То же я проделываю с кружевным бельём, которое лежит рядом. Этой великолепной одеждой следует дорожить. Девушка, обладающая ей, может убить наповал.
После того, как мои ноги скользнули в туфли на четырёхдюймовых каблуках, - они такие удобные, что кажется, будто я иду по облакам, - я расчесываю пальцами ещё влажные волосы и иду в гостиную Дориана.
Французские двери на балкон широко открыты, я понимаю, что он снаружи, и, скорее всего, со стаканом виски.
Дориан стоит у перил, глядя в бездну кромешной тьмы. Безлунная ночь поглощает любой проблеск света, размывая напряжённый образ, но я ясно вижу его.
И делаю один шаг вперед, не желая прерывать его тихий ритуал, но это почти невозможно, быть так и близко к Дориану и не прикоснуться к нему.
Особенно, когда я знаю, что он до краев переполнен внутренним смятением.
- Подойди, малышка, - бормочет он, после чего подносит к губам стакан и делает большой глоток. Я делаю так, как он велит, подхожу к нему вплоть, пока моя грудь не касается его спины.
Он протягивает руку назад, чтобы найти мою, и притягивает ее к груди. Сердце Дориана под моей ладонью колотится словно маленький барабан, столько страха и тревоги несется по его крови.
Я хочу сказать ему, что все будет хорошо, но это ведь ложь. Теперь в течение долго времени ничего хорошего не будет.
- Что ты видишь? - спрашиваю я после долгих напряженных секунд.
- Боль, - отвечает он, внезапно охрипшим голосом. - Так много. И самое ужасающее в ней то, что по большей части это самопожертвование. Все воюют, все сражаются... убивают себя собственными руками во имя жадности, зависти и похоти. - Он делает еще один глоток, осушая обжигающие капли из бокала. - Человечество - свой собственный злейший враг. Мы создали монстров.
- Мы?
- Темные. - Отрывисто дыша, Дориан резко выдыхает, словно вся тяжесть мира выбила из него воздух. - Раньше все было иначе. Раньше, мы были другими. И будет только хуже, если только...
- Если только?
Дориан поворачивается ко мне, столько тоски и сожаления в этих бескрайних голубых глазах. На его губах улыбка, но она притворная.
- Если только, что, Дориан?
- Ты прекрасно выглядишь, - шепчет он, нежно касаясь локона моих волос. Он подносит его к лицу и вдыхает, закрыв глаза в экстазе. - Пойдем. Ставрос, не любит ждать.
- Но, стой, - протестую я, пока Дориан быстро возвращается обратно в комнату. Я пытаюсь расспросить его снова, когда он быстро разворачивается ко мне, его глаза пылают мстительным огнем, и он подносит палец к губам, заставляя меня замолчать.
Я, сузив глаза, не произношу ни слова. Если Дориан хочет, чтобы я молчала, то на это есть чертовски хорошая причина.
Когда мы выходим в коридор, то находим, что нас ждет эскорт. Конечно. Я склонна полагать, что мы никогда не оставались наедине.
- Ваш отец встретится с вами в гостиной, - говорит круто одетый вамп, разворачиваясь, чтобы сопроводить нас по длинному коридору.
- Конечно, встретится, - бормочет Дориан. Я украдкой смотрю на него, замечая, что он только что из душа и оделся в темно-синий костюм. Его рубашка тоже темная, и он оставил несколько верхних пуговиц расстегнутыми, искушая меня воспоминаниями о том, как я проводила языком вверх по его точеной груди.
Он ловит меня за тем, как я пялюсь на него, и озорно подмигивает, от чего я краснею, как школьница.
- Тебе нравиться то, на то, что смотришь, малышка?
- Всегда. - Это правда. Я всегда буду хотеть его, даже когда моя жизнь висит на ниточке.
Казалось, что прошли годы, когда мы доходим до комнаты, известной как гостиная - огромный выставочный зал, заполненный изысканными произведениями искусства, антикварной мебелью и камином, который больше, чем вся моя квартира.
Вампир проводит нас в зону для гостей, где стоят, детально продуманные, сэндвичи, печенье и как ни странно, чай. Я, честно говоря, думала, что «чай» — это кодовое слово внезапной смерти или пыток с вырыванием ногтей.