Признаться, мне было как-то боязно отправляться в морозную тайгу в такой легкой, непривычной для меня одежде.
Надыга, видимо, заметил мое смущение и стал успокаивать:
— Днем солнце будет — не холодно, — говорит он. — Долго ходить будем, следы искать — тоже не холодно. Ночью в шалаше костер гореть будет — тоже, конечно, не холодно!
На вид Надыге можно было дать лет сорок пять. Черные, давно не стриженные и, кажется, давно не чесанные волосы стояли у него торчком и совсем не покорялись Надыге, когда он, сняв шапку, долго приглаживал их ладонью. Рост у Надыги, как у большинства удэ, невысокий, фигура стройная, худощавая, движения спокойные, речь неторопливая, зато взгляд небольших черных глаз горяч, порывист и выдает живой, упрямый характер. Удэгейцы очень добры и гостеприимны. Для приезжего человека открыт каждый дом, — пожалуйста, заходи, садись за стол, своим будешь. Но не пытайся заплатить деньгами за приют и гостеприимство. Обидишь. Гость не платит. Ведь гора с горой не сходится, а человек с человеком когда-нибудь встретятся.
...Из-за сопок показался силуэт самолета. Через несколько минут стал слышен гул мотора.
— Далеко ли нам лететь на соболевку? — спросил я Батами Пеонку.
— Как понимать: далеко ли, близко ли... Один час полетим, наверно.
— Значит, километров двести?
— Наверно, так!
Он выколотил трубку, снова набил ее табаком, закурил.
— А сколько на собаках пришлось бы ехать?
— На собаках? — Он задумался. — На собаках три дня езди, не меньше. Днем езди, а ночь у огня спи.
— Долго!
— Долго, конечно, — согласился Батами. И, помолчав, спросил: — Ты первый раз в нашу тайгу езди, да?
— На соболевку впервые, — сказал я.
— Почему только на соболевку? В тайге и медведя убить можно. Кушать мясо надо или не надо тебе? В тайге кушать мясо надо. Много кушать, а то холодно будет. — Он сказал насчет медведя таким тоном, словно заранее знал то укромное место, где была берлога. Но Батами знает, что говорит. Охотники берут с собой в тайгу все, кроме мяса. Мясо в лесу в избытке, и всегда свежее.
Уже через полчаса мы уже сидели в кабине самолета. Тут же стояли железные бочки из-под керосина, ящики из-под печенья и спичек, словом, тайга снабжалась товарами бесперебойно. Только летом некоторые грузы идут в Сиин и Олон речным путем, на моторках или батах, а зимой без авиации не обойдешься. Случается, что и зимой надолго затянет небо туманом, тогда Сиин как бы оторван от мира. Но в Приморье, особенно в феврале, бывает больше солнечных дней, чем туманных.
Кроме Надыги Догдовича и Батами Пеонки с нами были Гайба Уза и Виктор Календзюга. Гайба Уза — нанаец. Он выше ростом, чем удэгейцы, более полный, чем они, и лицо его чуть посветлей. Виктор Календзюга, сын Милована Дзянгуловича, приехал на студенческие каникулы и решил провести их в тайге.
Вот и вся наша бригада соболевщиков. Будет ли ей сопутствовать удача? Много ли она поймает соболей? Никто, понятно, не мог заранее сказать.
Мы летели ровно час. Когда самолет сел, первым долгом выгрузили собачью упряжку и нарты. Потом вынесли из кабины множество длинных сеток, похожих на огромные рукава, и просторные обметы с мелкими ячеями, мешки с продуктами. Всю поклажу погрузили на нарту. До места, где бригадир предполагал поставить шалаш, надо было идти километра три по льду реки. Ухватившись за поворотный шест, Надыга круто повернул нарту, и собаки сразу натянули постромки. Головным в упряжке шел рослый, вислоухий пес с подпалинами на животе, за ним — остальные четверо лаек, чуть поменьше ростом, лохматые, с острыми мордами.
Я взглянул на часы: без четверти два. Солнце поднялось довольно высоко. В тайге было тихо. Река петляла. По обоим ее берегам стояли высоченные голые ильмы, густо облепленные сверкающим снегом. На многих стволах виднелись глубокие зарубки, то в виде крестов, то в виде треугольников: старые знаки корневщиков — искателей женьшеня. По этим знакам теперь идут не только искатели, но и соболевщики. Где-то еще, за много километров отсюда, бродили по зимней тайге и другие охотники в поисках следов пушных зверей. Кроме соболей бьют в эту пору и колонков, и норок, и белок. Но бьют не столько, сколько хочется, а по норме, установленной охотоведческим надзором. Охотники выполнят план и вернутся домой, а в зимнем лесу еще останется много соболей, и до будущего года никто уже не будет преследовать их. Не то что в старое время, когда сотни охотников всю зиму ходили по тайге с капканами, сетками, обметами, начисто истребляя соболя. В выгоде от этого были, конечно, не охотники-туземцы, а многочисленные скупщики, которые за бесценок забирали пушнину.