Киселев привез с собой двух могучих псов — Трезора и Думку, широких в кости, специально приученных ходить на хищного зверя. И это было кстати, потому что из трех лаек, имевшихся у Олянова, в дело годилась только одна Таска, шустрая, с рыжими подпалинами на боках, обладавшая исключительно острым чутьем. Две другие, старые, разопсевшие, едва годились сторожить подворье, и Олянов держал их просто из жалости.
Специальных собак-тигрятниц не было, тем более у удэге. Их рослые, выносливые лайки, незаменимые в упряжке, особой изворотливостью не отличались. Правда, у Маяки Догдовича была грозная, похожая на волка, немецкая овчарка Рекс, и Димка привел ее на поводке к Олянову. При виде Трезора и Думки Рекс пришел в ярость, шерсть на его спине ощетинилась и, если бы Киселев не загнал своих псов в сарай, началась бы драка...
Пока шли сборы перед выходом в тайгу, сытно кормили только ездовых собак. Димка два раза — утром и вечером — давал каждому псу по вяленой горбуше-юколе. Охотничьих, чтобы они были позлее, держали впроголодь. Трезор и Думка, запертые в сарае, по ночам страшно выли. Сидевший на привязи Рекс, которого тоже вдруг перестали сытно кормить, ненавидел их лютой ненавистью и, подбегая к сараю, кидался грудью на дверь, грыз зубами замок и, не в силах ничего сделать, захлебывался лаем.
Более спокойно вела себя Таска, гулявшая на воле. Ей нет-нет да перепадет от Анастасии Петровны то несколько костей из супа, то остатки ухи. Николай Иванович сердился.
— Ну что же ты, маманя, Таску портишь? Мы ее на тигра натаскиваем, чтобы у ней ярости больше было, а ты задабриваешь.
— Ладно тебе, отец, натаскивай, — посмеивалась Анастасия Петровна. — С голодухи не очень она натаскается...
Пока Олянов с Маякой Догдовичем закупали продукты — мясные консервы, крупы, масло, сахар и чай, — Киселев мастерил из листового железа печурку, а Чауна Симович чинил кожаные постромки для упряжек, переклеивал мех на лыжах.
Словом, работы хватало всем.
Утром седьмого января, едва взошло солнце, выехали в тайгу. На первой нарте были Чауна, Маяка и Димка, который правил упряжкой. На второй — Олянов с Киселевым.
Сразу же за поселком начиналась тайга. Деревья, отяжелевшие от снега, стояли притихшие. Лапчатые ветки сосен местами так низко свисали над просекой, что путникам приходилось раздвигать их.
Медленно поднималось зимнее солнце, однако лучи его проникали в самые глухие уголки леса. Начали пробуждаться птицы. Взъерошенные, нахохлившиеся, они медленно перелетали с дерева на дерево. Когда за свою работу принялись дятлы, из-под лиственничной хвои выпорхнули небольшими стайками синицы и огласили трескучими звуками тайгу.
Спустя какой-нибудь час, только въехали в кедровник, на вершинах показались белки. Отстрел их недавно кончился, и зверьки, будто зная об этом, без всякой опаски вылезли на ветки.
При виде белок Димке Канчуге не сиделось. Он положил на колени остол, достал ружье и хотел было прицелиться в белочку, но отец остановил:
— Нельзя, бата, самочку стрелять!
— Разве самочка? — удивился Димка, опуская ружье.
Удэге, когда выходили на отстрел белок, старались бить только самцов, — у них и шкурки крупней, и мех пушистей. Самок щадили. Ведь каждая самка два раза в году приносит по пять-шесть бельчат. Удэгейцы различали их по повадкам. Самцы, например, почуяв опасность, обычно прикрываются с головой своим широким, как труба, хвостом, а самка вытягивается вдоль сука, прячет голову под лапу и опускает хвост. Димка еще этого не знал, и Маяка объяснил ему.
— Потом охота на белок недавно кончилась, план сдали, а лишнего, бата, стрелять не надо...
...До горного перевала, где тигроловы решили заночевать, ехали целиной без троп. Ориентировались по зарубкам на деревьях.
На многих стволах виднелись «затиры». Это изюбры терлись тут рогами, перед тем как сбросить их. Следы красавцев рогачей были и на слежавшемся снегу, и Рекс, сразу прихватив след, побежал сперва несмело, верхним чутьем, потом шибче, низко опустив морду. К Рексу присоединились Трезор, Думка и Таска. Но изюбр успел, видимо, уйти далеко, и собаки вскоре вернулись возбужденные, злые.
— Ярые, — сказал Роман Киселев. — Тигра, думаю, не испугаются.
— Только бы не стравить их ему, — заметил Олянов. — Твои-то натасканы...
— А Рекс злее зверя. И силен, черт, — сказал Роман и крикнул Канчуге: — Маяка Догдович, ты Рекса на хищника брал?
— Почему нет, на медведя много раз брал.
Чем ближе подъезжали к горному перевалу, тем сумрачней становилась тайга. В шестом часу солнце зашло за островерхие сопки, и в полутьме охотники не сразу отыскали шалаш, — так его замело снегом. В шалаше было темно и сыро. Стены покрыты толстым слоем льда, а в углу зияла дыра. Но, как принято у таежников, люди, посетившие зимовье, заботились о тех, кто забредет сюда на ночлег или дневку после них. На берестяной полочке в консервных банках Олянов обнаружил немного крупной соли, листовой табак-самосад, коробок спичек...