Да, я знаю, что мама и ее коллеги целый год проходили разные проверки, прежде чем определился окончательный состав группы. Мама укладывает в чемодан упаковку пакетных супов-концентратов и рыбных консервов. Это чтобы не тратить на еду драгоценную валюту, а привезти нам побольше джинсов и разного другого барахла. Моему брату мама пообещала кассетный магнитофон, и он уже в предвкушении. А мне не надо ничего, лишь бы мама не уезжала.
– Я уверена, что ты все экзамены сдашь на отлично, – продолжает мама, – а к моменту твоего поступления в институт я уже вернусь. Ну, не грусти. Я буду тебе письма писать. Мама обнимает меня. Слезы стоят у меня в глазах, я вздыхаю и отхожу к окну.
За окном шелестят листвой огромные дубы. Их кроны раскинулись выше нашего дома. Бабушка зовет меня к столу. Убедившись, что на лице не видно следов слез, иду к столу, где собралась вся семья. После прощального ужина мы поедем в аэропорт провожать маму.
В аэропроту я держусь из последних сил. Вот объявили посадку на рейс «Ташкент-Кабул», и мама долго машет нам из-за загородки паспортного контроля.
– Поедем домой, или будем ждать пока взлетит самолет?, – спрашивает нас папа. Обычно мы любим смотреть, как взлетают и садятся самолеты, но сегодня настроение у всех грустное и мы с братом молча жмем плечами.
– Ну тогда поехали.
Дома Витюшка убегает во двор играть с друзьями, бабушка поливает цветы, папа возится в гараже. У меня завтра экзамен по литературе. Я открываю учебник и смотрю в него невидящим взглядом. Слезы капают прямо на портрет Маяковского. От неожиданного телефонного звонка я аж подпрыгнула. И, поскольку дома никого не было, пришлось подойти к телефону.
– Наташк, привет!
– А, Юрец. Привет.
– Маму проводили?
– Угу.
– Наташк, ты что, плачешь?
– Нет, – говорю я и шмыгаю носом.
– А у меня завтра экзамен по литературе, – говорит он.– У тебя есть стих «Прозаседавшиеся»?
– Да. Ты что, приедешь?
– Нет, некогда. Я буду прямо по телефону учить.
– Как это?
– Ну ты мне читай, а я буду повторять.
Я сбегала за книгой и стала с выражением читать:
–Чуть ночь превратится в рассвет,
вижу каждый день я:
кто в глав,
кто в ком,
кто в полит,
кто в просвет,
расходится народ в учрежденья.
– Ну, повторяй! Или еще раз прочитать?
– Не надо, я запомнил.
– Ну расскажи, – говорю я и с удивлением замечаю, что слезы у меня совсем уже высохли.
– Чуть ночь превратится в день
Иду в учрежденья.
Глав ком полит бюллетень
Заседает до обалденья.
Я слабо улыбаюсь.
– Юрка, ты что рассказываешь? Маяковский в гробу перевернется!
– Ничего, давай дальше читай!
Я с выражением читаю:
– Исколесишь сто лестниц.
Свет не мил.
Опять:
"Через час велели прийти вам.
Заседают:
покупка склянки чернил
Губкооперативом".
Ну, что, готов повторить?
– Исколесив сто лестниц
Не найдешь чернил,
Будь ты слепой или зрячий
И тебе уже свет не мил,
И все эти стихи бред собачий.
Я хохочу во весь голос.
– Юрка, ты обалдел? Как ты завтра будешь отвечать на экзамене?
– А, как-нибудь отвечу. Мне по литературе все равно больше тройки не поставят никогда. Главное, что тебя развеселил. Ты ведь не грустишь уже?
– Нет, – улыбаюсь я .
– Ладно, пойду, а то от предков попадет.
Я сажусь за стол и достаю свой личный дневник. Пишу: «28 мая. Проводили маму. Юрка, я тебя люблю».
Глава 11
– В Кабуле очень жарко, и я все время спала с открытой дверью на балкон, который находился на 3-м этаже, – рассказывала мама, а мы слушали, затаив дыхание. Я сидела рядом и держала ее за руку. Наконец-то она приехала, моя мамочка, моя родная! Чемодан уже распакован, подарки вручены, и теперь мы сидим всей семьей вокруг стола. Даже братишка отложил пока свой долгожданный кассетный магнитофон.
– Вдруг как-то ночью я проснулась, и увидела фигуру в чалме, – продолжает мама, – которая тянулась к утюгу. Может, обладатель чалмы хотел украсть утюг, а может стукнуть меня им по голове. Но тут я вскочила и заорала изо всех сил по-русски: «Убирайся отсюда, скотина!». Фигура метнулась к балкону, и исчезла за перилами.
– Что, спрыгнул вниз с третьего этажа?, – не поверил Витюха.
– Нет, скорее всего перелез через перила на соседний балкон, – сказала мама.
А я закрыла балконную дверь на все засовы, несмотря на жару.
– Ничего себе порядки в гостинице «Кабул», – вздыхает бабушка.
Я вспоминаю, что в этой гостинице около года назад убили американского дипломата, но не говорю об этом вслух.. Вместо этого спрашиваю: