В один из вечеров мама принесла письмо с хлопка от Юрки. В нашей семье не принято было читать чужие письма. Даже когда мне в девятилетнем возрасте писал мальчик – друг из пионерлагеря, его письма лежали нераспечатанные у меня на письменном столе до тех пор, пока я не приду и их не прочитаю. Я всегда удивлялась рассказам подруги, что мама читает все ее письма. Мне внушили мысль о неприкосновенности чужой переписки с того возраста, когда я еще не умела ни писать, ни читать.
Проводив маму до дверей в свободный мир (на улицу выходить так и не разрешали, да и не было у меня подходящей одежды для этого) я с замиранием сердца распечатала конверт. Быстро пробежав глазами текст, я не нашла там ничего особенного, просто дружеское письмо. В глубине души я надеялась получить хоть какой-то намек на его нежные чувства ко мне. Будучи не очень уверена в их наличии, мне хотелось бы какого-то подтверждения, которое я могла бы перечитывать много раз, и засыпать, прижимая к сердцу.
Прочитав письмо раза три и не найдя никаких намеков на нежные чувства, я разочарованно стала запихивать листки обратно в конверт. И тут заметила в конверте еще один листочек. Дрожащими руками вытащила его и развернула. Там был рисунок, сделанный ручкой на тетрадном листочке: Иисус распятый на кресте. Вернее, я сначала подумала, что это Иисус. Под рисунком было подписано: «Эту жертву, Наташка, я приношу богам. Пусть боги будут милостивы к тебе, сделают самой счастливой и помогут в осуществлении всех желаний». В замешательстве я долго рассматривала рисунок. Как это понимать? Что он себя приносит в жертву? Или кого-то еще? Или это вообще надо понимать иносказательно, что любые жертвы годятся, лишь бы мне было хорошо? Я бережно спрятала письмо в карман больничного халата и решила посоветоваться завтра с мамой и узнать ее мнение.
Потом я стала думать о маме. Как она постарела и сдала после смерти папы. Как стала мучиться бессонницей и вскакивать ночью от кошмаров. Папа наш умер скоропостижно, его положили на обследование в больницу по поводу жалоб на боли в желудке. После глотания зонда и других медицинских манипуляций у него открылось кровотечение, и он тут же умер. Даже бригада реанимации не успела прибежать. Для всех нас это было страшной неожиданностью. Дома все напоминало о папе: его картины, чертежи, мебель, сделанная его руками. Братишка стал бояться оставаться дома один. Бабушка совсем поседела и сгорбилась, перестала гадать на картах, да и я перестала просить ее об этом. И, как водится, в полный голос заявили о себе материальные проблемы: работала одна мама, бабушка получала минимальную пенсию, а для семьи из четырех человек этого было мало.
Я решила перевестись на вечернее отделение, чтобы устроиться на работу. Но тут одна мамина знакомая, Галина Ивановна, предложила мне работать у нее по вечерам. Она занималась репетиторством по физике. Спрос на репетиторство был бешеный, поскольку родители не хотели отправлять своих детей в армию – в разгаре была война в Афганистане, а в институтах были военные кафедры. Поэтому вопрос поступления в вуз для многих был в прямом смысле вопросом жизни и смерти.
Галина Ивановна, не в силах отказаться от денег, набрала три группы десятиклассников по десять человек в каждой, и при этом не успевала их опрашивать. А они, пользуясь этим, ничего и не учили. Я должна была изменить эту ситуацию, забирая учеников по одному в другую комнату и опрашивая на знание физических законов и формул. Несмотря на то, что я была всего на два года старше их (а выглядела даже моложе, потому что носила длинную косу и не красилась), мне удалось с первых же дней работы установить дистанцию, не поддаваясь заигрываниям и различным уговорам. Я безжалостно ставила двойки за невыученные темы.
Таким образом, процесс изучения физики у наших школьников со скрипом, но пошел. А я сама настолько хорошо выучила физику, что меня послали от института на Республиканскую олимпиаду по физике в Самарканд, где я заняла 5 место. Все это было в прошлом году, все ученики Галины Ивановны успешно поступили в вузы. В этом году наше сотрудничество должно было продолжиться, а вместо этого я «загораю» в больнице.
Мои мысли прервал приход медсестры со шприцами и таблетками. А я удивилась тому, какой виток совершили мои мысли: от Юрки с его письмом до Галины Ивановны с абитуриентами. Медсестра открыла дверь в коридор, и оттуда противно потянуло запахом хлорки. В палату заглянула женщина из соседней палаты:
– Меняемся – я тебе журнал, а ты мне книжку?
Журнал «Огонек» мне не очень нравился, но все-таки это не «Спутник агитатора» и не «Сельская жизнь», пойдет. Тем более, все Юркины книжки я читала уже по третьему кругу. Потирая мягкое место после укола, полезла под матрац в свою «библиотеку».