– Ты уже болела ангиной. Я не допущу, чтобы ты еще и ноги переломала, – говорит Сергей и сжимает мою руку.
Ленка прожигает взглядом мне спину. Я чувствую, как горят уши.
Почти в полной темноте мы поднимаемся на вершину горы и останавливаемся перевести дух. Еще темно, на небе полно звезд. Только с одной стороны край неба чуть-чуть светлеет. Мы стоим и смотрим как зачарованные, а небо светлеет прямо на глазах. Сережка стоит рядом и продолжает держать меня за руку. У меня так радостно на душе, что я не замечаю ни холода, ни прилипших к одежде репейников.
Вдруг озорной золотой лучик выскакивает из-за горизонта. Он осторожно гладит меня по щеке и отражается в зеленых Сережкиных глазах. Сразу стало светлее, и тут же грянул птичий хор! А из-за горизонта уже виден краешек солнечного круга. Становится уже по-настоящему светло, капли росы на траве кажутся разноцветными.
– Ура! , – вдруг хором закричали Рустик с Сашей.
– Ура! Ура!– хором подхватили все остальные.
Солнце видно уже полностью. Мы поворачиваемся и потихоньку идем по тропинке вниз, навстречу новому дню. Нашему последнему дню в Чимгане. Сегодня мы уезжаем домой, в Ташкент.
Глава 5
Дома на меня навалилась тоска. Стояла середина августа, многие подруги еще не вернулись с отдыха. С братишкой-пятиклассником сходила пару раз в бассейн на стадион «Старт» – вот и все развлечения. Сережка не звонил, хотя перед посадкой в автобус подошел и попросил мой адрес и телефон. И я его телефон знаю, но звонить первой неудобно. Уходя из дома, я просила бабушку отвечать на все телефонные звонки. Но бабушка на кухне гремела кастрюлями, да и вообще была глуховата.
– Кому надо, еще раз позвонит, – в очередной раз отвечала она, видя мое огорчение.
– Бабушка, раскинь карты, – говорила я, присев на подлокотник бабушкиного старинного кресла, в котором она любила дремать.
Бабушка раскидывала, обещала мне целую толпу королей и любовные разговоры, но ее карточные прогнозы в жизнь воплощаться не спешили. Если телефон изредка и звонил, то это одноклассники спрашивали, сделала ли я летнее задание по алгебре и не дам ли его списать.
Доставалось и маме. В десятый раз я спрашивала ее мнение о том, нравлюсь ли я Сережке, и удобно ли самой позвонить ему. Может, он стесняется.
– Знаешь, – как-то сказала мама, когда ее терпение было уже на исходе, – если хочешь – звони, но надо придумать вескую причину. Чтобы это не выглядело, будто ты ему навязываешься.
Ну что ж, это уже кое-что, взамен тупого ожидания. И я стала придумывать причину. Пленки, отснятые в горах, я уже проявила и почти смонтировала. Не было только титров и звукового оформления. И мои мысли упорно вертелись вокруг этих пленок. Пригласить его на просмотр фильма? Но тогда надо всех приглашать, почему его только? Попросить нарисовать титры? Но в рисовании не Сергей, а Юрка силен. Как и в музыкальных делах тоже. О, придумала! Я попрошу Сергея с Юркой помочь мне сделать титры и озвучить фильм. А потом приглашу всех участников съемок, и их в том числе, на просмотр. И никто ничего не заподозрит.
Я собралась позвонить Сергею днем, чтобы не попасть на его родителей. Да и у меня дома чтобы было народу поменьше. Дождалась, чтобы было не очень рано. Бабушка ушла на кухню. Только подошла к телефону, братишка прошмыгнул в комнату и сел на диван.
– Что тебе, нечем заняться?, – говорю, – «Записки охотника» прочитал уже?
Он скорчил рожицу и не ответил.
– Иди читай. Скоро в школу.
Он нехотя вышел и притаился в коридоре подслушивать.
Я ушла в другой конец комнаты, подальше от двери, насколько хватило телефонного шнура. Дрожащей рукой набрала номер. Долго никто не отвечал. Потом услышала Сережкин голос.
Действительно он мне обрадовался или мне показалось? Сначала голос у меня слегка дрожал, но потом я довольно бодро и связно изложила свою просьбу. И Сергей согласился. Первая часть плана прошла удачно.
Через два дня Юрка с Сережкой стояли на пороге моей квартиры. Мы долго спорили, где и как снимать титры, и решили – на природе. На фоне речки Юрка будет лежать на одеяле, а Сережка писать титры краской у него на спине. Конечно, Юрка смог бы написать красивее, но Сережка наотрез отказался в плавках лежать на одеяле.