Когда лодка была поднята к причалу человеком, ожидавшим их на берегу, Симон встал. Его рука дотронулась до нее, когда они ступили на берег и все ее страхи испарились, как по волшебству. Эти страхи были глупыми и абсолютно необъяснимыми, в любом случае они были лишены всякого основания.
— Ты уверена, что чувствуешь себя хорошо? — Симон остановился, глядя на нее сверху вниз, и она подумала, что он выглядит взволнованным. — Цвет твоего лица стал обычным, но если это после вчерашнего, то мы выпьем по рюмочке прежде, чем отправимся бродить по острову.
Эллин покачала головой, взволнованная его заботой о ней. Это внимание было так необычно для нее, что она получила необычайное удовольствие от этого — не как Эстелла, которая приняла бы все как должное.
— Я в порядке, — ответила она, подняв руку, чтобы поправить локон, упавший на ее лицо. Она улыбнулась ему, ее огромные прозрачные глаза лучились счастьем. Как ей повезло, что она встретила такого человека, как Симон… И какое счастье, что он предпочел ее всем женщинам на корабле. Он мог остановить свой выбор на любой, в этом не было сомнения.
— Тогда идем бродить.
Его рука снова дотронулась до нее, и она почувствовала, что его пальцы ласкают ее талию.
Они прогуливались вдоль береговой линии, где темнокожие люди зазывали их посмотреть на всевозможные восхитительные товары. Женщины острова в красно-коричневых, кремовых или белых домотканых одеждах улыбались им и предлагали очаровательные, связанные вручную свитера за четверть цены, которую она заплатила бы дома. Изделия из кожи были также прелестны и дешевы. Предлагали и вышитые вещицы. Симон остановился.
— Что тебе понравилось, дорогая?
— Ничего, спасибо…
— Выбирай! — повелительная, бескомпромиссная команда была высказана так резко, что она вздрогнула от неожиданности. — Конечно, ты хочешь что-нибудь. — На этот раз в его голосе был явный циничный намек и она пришла к выводу, что это человек с частой сменой настроения, так как оно менялось не первый раз.
— Вышивка прекрасна, — ответила она, боясь сразу отказаться. Очевидно, женщины, с которыми он проводил время, стремились получить все, что могли, от такого мужчины, как Симон.
— Вот эту салфетку, пожалуйста, вы можете использовать на стол, — улыбнулась им молодая женщина, которая сразу же достала еще несколько штук, чтобы они могли выбрать.
— В таком случае мы возьмем полдюжины.
— О, но…
— И этот свитер, — Симон указал, и женщина сняла его. Он был ярко-зеленый, связанный из толстой шерсти.
— Он очарователен! — несмотря на застенчивость и нежелание принимать подарки, Эллин не могла не высказать своего восхищения. — Это вы сами его связали?
— Да, за три дня, мадам, — ответила женщина гордо.
— Три дня?! А сколько же вы работаете?
— Много-много часов — даже ночью. И ты устаешь, — добавила она, — и твои глаза слабеют, хотя ты еще молода.
Жалость промелькнула в глазах Эллин, а Симон поднял голову, и странное выражение появилось у него на лице. Ей пришла в голову странная мысль, что ее жалость к глазам молодой женщины очень удивила его.
— Почему же вы не берете дороже, — спросила она женщину. — Ваши глаза — самая большая драгоценность, которую вы имеете. — Она говорила мягко, глядя на женщину, и пытаясь понять, примет или нет она ее совет.
— Многие перестанут покупать, если цена повысится.
— Я уверена, вы можете немного повысить цену. В Британии все это стоит в четыре раза дороже.
— Это цена, которую мы хотим получить.
Свитер был положен перед Эллин, и Симон кивнул:
— Да, мы возьмем его.
Он сказал женщине что-то по-гречески, и она прошла в конец палатки и откуда-то достала вечернюю сумочку. У Эллин не было вечерней сумочки, но ее удивило, что Симон это заметил.
— Эта ткань ручной работы, — сказал он ей. — Женщины на островах ткут материю вручную.
Сумочка была очень красивой, сделанной из крепкого белого материала с вплетенными в него золотыми и серебряными нитями.
— Спасибо, Симон, — все, что Эллин смогла сказать, глядя, как его руки отсчитывают драхмы. — Ты очень добр ко мне.
— Я надеюсь, ты так всегда будешь думать.
Добрые шутливые слова, но все же страх снова охватил ее. Что же могло быть тому причиной?
— А теперь надо выпить.
Симон понес сверток, что было совершенно необычно для грека, который, если и идет гулять с женой или даже сестрой, то одну руку держит в кармане, а другая занята или сигаретой, или четками.