— Это дом мистера Симона. Там вы увидите крепость, построенную венецианцами. На нашем острове много таких замков.
Машина замедлила ход, и шофер нажал на тормоза. Эллин открыла дверь, и лишь очутившись во внешнем дворе, глядя на грандиозное великолепие дома Симона, она почувствовала возвращение своих старых страхов. Однако это было глупо. Скоро она все объяснит, он ее выслушает — и что тогда? Она плотно зажмурила глаза, потому что они заболели при мысли о том, что Симон не испытывал никаких чувств к девушке по имени Эллин Марсленд. Она открыла глаза, когда шофер коснулся ее, сказав, что она должна следовать за ним по белым широким ступеням, которые вели во внутренний дворик, увешанный виноградными лозами; рядом с ними в коричневых горшках с красивой деревенской росписью росло множество цветов.
Смуглая горничная открыла входную дверь, улыбнулась и пригласила ее войти.
— Мистер Симон ждет вас, мадам. Будьте добры, следуйте за мной.
И снова отличный английский. Эллин удивилась, где эта девушка так хорошо выучила его.
— Сюда, мадам, — она открыла еще одну дверь, и Эллин столкнулась лицом к лицу с человеком, который ожидал разговора с Эстеллой Марсленд.
Он сидел, но когда вошла Эллин, его длинное гибкое тело легко поднялось со стула, и он встал, глядя на нее, стоявшую в дверях. Она внутренне содрогнулась от выражения его лица, потому что у этого человека оно было сатанинское, в нем не оставалось и следа от того человека, который плавал вместе с ней по утрам и танцевал часами, человека, который всегда улыбался, едва увидя ее, заставляя ее сердце биться быстрее, а душу — парить в облаках. Это был уже не нежный и благородный влюбленный, который держал ее в объятиях и целовал под бархатным эгейским небом, который шептал ей ласковые слова, похожие на легчайший летний бриз: «Вы так восхитительны в лунном свете».
Симон заговорил с ней таким холодным тоном, что она вздрогнула.
— Теперь вы знаете, кто я такой?
Она кивнула.
— Да, вы дядя Суласа.
— Вы также знаете, почему вы здесь?
Она проглотила ком. То, что представлялось недавно таким простым, теперь оказалось настолько сложным, что она запуталась, пытаясь найти нужные слова. Эллин представила себе его гнев, когда она расскажет ему всю правду, и ее охватил страх. Теперь он возложит на нее значительную часть ответственности, она в этом не сомневалась ни на минуту, потому что она умышленно выдала себя за свою сестру.
— Это не… Это не то, что вы думаете, — начала она, но он прервал ее резким и беспощадным голосом.
— Боитесь, не так ли? Люди всегда боятся, когда приходит час расплаты. Тогда они всем сердцем хотят исправить сделанное. Но уже слишком поздно. Вы не только умышленно ограбили моего племянника, поступив с ним самым позорным образом, но вы также унизили его, когда один из ваших любовников вышвырнул его самым постыдным образом. За подобное оскорбление члена моей семьи вы дорого заплатите. — Он бросил презрительный взгляд на Эллин, и она открыла рот, чтобы все рассказать, но в горле так пересохло, что она не могла вымолвить ни слова. — Я мог бы также сообщить вам, что и меньшие оскорбления, нанесенные критской семье, приводили к ужасной мести, поскольку мы не испытываем ни прощения, ни сострадания к тем, кто нанес нам оскорбление. Месть необходима для восстановления нашего самоуважения.
Эллин все еще стояла безмолвно, глядя на потемневшее лицо Симона. Ее охватило облегчение, что не Эстелла станет жертвой дикого желания этого человека отомстить.
Красивым жестом он дернул за шнурок колокольчика. Абсолютно бесстрастным голосом судьи Симон сказал ей, что она будет находиться в одиночном заключении до тех пор, пока он не захочет освободить ее.
— Одиночное заключение? — Она была на какое-то время заинтересована и озадачена одновременно, желая узнать побольше, прежде чем рассказать ему правду.
— В помещении, которое я для вас приготовил, в здании, в темницах которого раньше содержались заключенные, — легкая улыбка тронула его губы, и Эллин задрожала. Она благодарила Бога, что сестре удалось этого избежать. Одиночное заключение для такой живой девушки, как Эстелла, девушки, которая так любила жизнь! Симон смотрел в окно, и она обернулась. Огромное количество алых гибискусов сразу же привлекло ее внимание, а также ряды величественных платановых деревьев, поднимающихся в конце широкого луга. Но Симон смотрел на замок. В ослепительном свете солнца он казался почти гротескным. За ним был виден изгиб береговой линии, за искривленной стеной из отвесных скал, нагроможденных одна на другую. Их расщелины производили впечатление гигантского сдвига, давшего им рождение.