***
Солнце уходило за горизонт, бросая последние лучи на купола соборов. Стоя на балконе Верховного собора, архиепископ Калар любовался закатом, потягивая дорогое вино из кубка. Очередной поход на земли тьмы принёс свои плоды, воины вернулись с богатой наживой, и церковь поспешила прихватить свою долю.
— Архиепископ Калар, — прервал тишину голос простого священника.
— Что такое, брат мой?
— Прибыл человек, сбежавший из цитадели, он говорит что-то о новом Повелителе.
— Интересно, интересно, — архиепископ наконец соизволил повернуть своё тучное тело в сторону говорящего. — ведите его сюда.
Вскоре перед архиепископом стоял юноша в потрёпанной походной одежде. Он рассказывал всё, что с ним произошло. Калар слушал молча и внимательно, дожидаясь, когда рассказ будет завершён.
— Как твоё имя, сын мой? — наконец спросил он.
— Йонзер, святой отец.
— Йонзер, я безмерно благодарен тебе за эти вести. Воистину сам Свет направил тебя сюда. В землях тьмы зародился новый гнойник, и его надо вскрыть, выжечь огнём и мечом. Скажи сын мой, есть ли у тебя родственники тут?
— Нет, святой отец, сирота я, мама умерла при родах, отец же погиб на войне.
— Тяжёлая доля выпала на твои плечи, но я помогу её вынести. Тьма оставила отпечаток на тебе и его надо выжечь.
— О чём вы говорите, святой отец? Какой отпечаток?
— Ты разговаривал с Повелителем и этот грех надо смыть. Святой отец, — обратился Калар к стоящему рядом священнику, — отведите этого юношу в камеру очищения и пусть монахи помолятся за его душу.
Архиепископ стоял и смотрел на догорающий закат. Ещё слышны были крики уводимого мальчишки. Калар поднял кубок, и лучи огненного заката прошли сквозь багряно-красное вино, заставляя его играть новыми красками. Огнём и мечом, скоро всё покорится власти церкви.
Будни в цитадели
— Свет побери, что это!
— Аааа, не ругаяса, Господина!
— Я не ругаюсь, я пытаюсь понять, что и зачем ЭТО?! Черти вас дери!
— Скульптыура, чтобы красиво быть.
Альмос воззрился на «скульптыуру», что представляла собой кучу мёртвых рыцарей, с хаотично торчащими в разные стороны мечами и копьями. Время не пощадило их, и произведение искусства нещадно воняло. И дёрнуло же его что-то навестить подземную часть цитадели, отведённую различным землекопам. Вот уже минут пять он пытался достучаться до пустых голов гоблинов и заставить их привести всё в порядок. После первой просьбы гоблины сложили тела в новую композицию, «больше красивую». Альмос прикрыл лицо рукой, и попытался ещё раз объяснить, что тела нужно убрать, а не переложить. Гоблины призадумались, почесали плешивые головы и пришли к гениальной идее. Подойдя к куче, они принялись вгрызаться в мёртвую плоть, старательно пережёвывая её.
— Да что ж вы делаете, ироды! Их похоронить надо!
— Здесь?
— На улице! Ну-ка поднимайте их и за мной.
Похоронная процессия двинулась прочь от шахт по коридорам под радостные песнопения и улюлюканья гоблинов. Альмос, ещё не до конца запомнивший строение этого крыла, пару раз свернул не туда, и мероприятие растянулось на полчаса. Разнося за собой непередаваемый аромат, компания петляла по цитадели. Гоблины тактично не противились блужданию, думая что так и надо. На очередном повороте им встретился Сур.
— Господин, вам чем-нибудь помочь?
— Просто выведи меня отсюда…
Спустя какое-то время паладин наслаждался свежим воздухом. Гоблины преисполненные торжественностью момента рыли могилы.
— Зачем это, Господин? — спросил аралез.
— Последние почести умершим, у нас так принято.
— Но ведь они пришли сюда убивать.
— А вы убили их, всё честно. Да и не забывай, я ведь был тогда с ними.
— Нет, не честно, они были вооружены и защищены доспехами, а моя семья нет! — внезапно воскликнул Сур.
— Прости, не знал. Ты похоронил их?
— Нет, они бы не хотели лежать в земле. Я отнёс их на один из пиков гор Талонс де Милвус. Там они будут ближе к небу. Жаль что я слишком слаб, чтобы подарить им последний полёт, но я уверен, что они это поймут и простят.
Какое-то время они стояли молча. Альмос всё пытался уложить в голове, как до такого дошло. Догматы церкви гласили, что все твари, отличные от рода людского есть погань зловредная. Говорилось, что они не могут ни любить, ни сострадать, что нет у них чувств человеческих. Но Сур горевал о гибели родных совсем по человечески. Прошла уже неделя с тех пор, как паладин стал Повелителем. За это время он успел пообщаться со многими обитателями цитадели. Мировоззрение с убеждениями трещали по швам. То, что церковь что-то недоговаривает, он знал давно, но масштабы лжи стали видны только сейчас.
— Мы закончили, Господина.
— Хорошо, — паладин подошёл к свежим могилкам. — Можете идти, с остальным я справлюсь сам.
Альмос вдохнул глубже. Молитва об упокоении забирала много сил, но больше произнести её было некому. Мысленно потянувшись к могилам, он начал проговаривать слова Писания. Сначала казалось, будто ничего не происходит, но в какой-то момент от земляных холмиков начало исходить сияние. Словно светлячки из могил вырвались сгустки света и единым потоком устремились в высь.
— Куда они? — подал голос Сур, не ушедший вместе с гоблинами.
— На суд.
Они ещё какое-то время стояли и смотрели на улетающие огоньки. Летний ветерок приятно трепал волосы, но уже чувствовались нотки осени.
— Господин…
— М?
— Если Бладстоун опять возьмут в осаду, на чьей стороне вы будете?
— Не знаю, Сур, в последние дни я узнал слишком много, противоречащего тому, чему меня учили. У меня теперь стойкое ощущение, будто меня растили во лжи. Мне нужно время, чтобы со всем этим разобраться. Ну, а пока, отведи меня к защитным стенам, пора бы уже их подлатать после штурма.