— Ваша история хранит людей, которые по праву могли бы считаться Дайр'Коонами.
Великие философы, поэты, ученые, исследователи, изобретатели… Конечно, все так, но уже их прямые потомки были самыми обыкновенными людьми… Хотя стоит ли сравнивать? Мы просто слишком разные, у нас нет точек соприкосновения, у глубоко материального мира людей: наши постройки, оружие, одежда, сиюминутные ценности; и у абсолютно духовного мира Дайр'Коонов. Им чужды блага цивилизации, ничто мирское не волнует их, важны лишь мысль и мудрость. Глаза, видевшие рождение звезд, блеск бриллиантов не прельстит.
— Жаль, что ты не одна из нас. Мы хотели бы внимать тебе вечно.
— Но это возможно, только когда ты рядом, ведь ты не связана с нами по крови.
Я спохватилась. Невежливо вот так уходить в дебри размышлений, когда в твои мысли вслушиваются!
— Нет-нет, девушка-тень, твои мысли прекрасны, как глоток свежего воздуха.
— Мы должны благодарить тебя, Дочь Земли.
— Призрак, зовущий себя Предначертанием, утверждал, что вы сторонитесь общения даже с ним, не говоря уже об остальных людях, — я старалась как можно четче формулировать мысль.
— Обычно так и есть. Но ты напоминаешь нам юного Дайр'Коона, или же малого. Они живут значительно меньше, но активнее.
Маленький бирюзовый истребитель в подтверждение пронесся перед носом золотого, никак не отреагировавшего на выпад дерзкой осы.
— В сущности, малых во многом можно сопоставить с людьми. Они не менее беспокойны. Но ты скорее юный Дайр'Коон, так ярки твои мысли.
— Однажды нас уже посещал человек с душой Дайр'Коона. Мы не звали его, как тебя, он пришел сам, и сам же достиг понимания нашей природы.
— Как и ты, он оперировал с обеими Силами, но по прожитым годам ровнялся молодому Дайр'Коону.
— Он прибыл так же, с помощью Тени?
— Нет, но он был защищен. Среда нашего обитания не самое подходящее для человека место.
— Он пробыл у нас немало, потому как понравился малым, и они подпитывали его защиту.
Озарение снизошло ко мне: бирюзовый малыш явно имел отношение к светлым потокам, а его фиолетовый собрат — к темным.
Фиолетовый закружил вокруг меня, задорно показывая длинный язычок.
— Как его звали? Человека, что был тут до меня?
— Мы не запоминаем людские имена, они для нас не несут смысла. Тому же, кто заслуживает нашего внимания, мы даем имя, отличающее его от других людей.
— Скорее не имя, а признак. Так ты для нас Дочь Земли, единственная из живущих, рожденная на погибшей планете. Того, что был здесь до тебя, мы звали Глядящий-сквозь-Время. Иногда его взор проникал в грядущее, и он мог разобрать узор вероятностей, из которых и состоит будущее.
— На погибшей планете?.. Не вы разве приказали ее уничтожить?
— Погибла она по вине людей. Вы выжгли все живое, и отравили саму ее сердцевину. Земля никогда не вернулась бы к прежнему обличью. Вы ведь сжигаете своих мертвецов? Так и мы, отдавая неприятный для нас приказ, только кремировали труп.
— Для нас решение не было легким. Старейшие из нас — а нас осталось лишь двое, но тогда было вшестеро больше — прожили на Земле долго, очень долго. Дайр'Кооны жили там задолго до появления человека. Но для того, чтобы из узора выплелась нужная нить, останки Земли пришлось распылить. Так решили мы, видевшие рассвет чудесной планеты, и почти все из нас ушли, не перенеся тяжести воспоминаний. Приказ наш мы оплатили сполна.
— Значит, Земля была и вашей родиной?
— Нет, девушка-тень. В начале своей жизни нам нравится путешествовать, как и людям. Наш дом здесь, у Капеллы, как вы называете эту звезду. Земля была восхитительна без людей, и многие Дайр'Кооны выбрали ее своим вторым домом.
— Мы покинули ее, когда вы начали строить свои первые города. Нам было тяжело, но старейшие — не мы, другие, мы тогда были молоды — решили, что наше присутствие на Земле повлияет на новую расу. Мы оставили Землю вам, и старались не вмешиваться в ваше развитие.
Вот где истоки многочисленных преданий о драконах, особенно распространенных у ранних культур. В каждой сказке есть ломтик правды…
Все события — это песчинки в огромных песочных часах вечности. Их много, не счесть, и каждый раз они ссыпаются по-разному, перемешиваясь, создавая немыслимые коллизии, делая невозможное вчера — обыденным послезавтра. Когда пересыпается весь песок, вечность перемещает два стеклянных конуса, заставляя песчинки сыпаться новыми волнами, где-то повторяя прежние, где-то комбинируя что-то совсем небывалое. Но при всем многообразии, количество песчинок ограничено, и рано или поздно песок пересыплется так же, как и за тысячи лет до того, и тогда Уроборос закусит свой хвост.