— Что кривишься? Он не оставил мне выбора, охотился за мной, намереваясь отомстить за папочку! Я собиралась воспользоваться банком… для оплодотворения… но там ничего не оказалось… только от… нашего… отца. И я не смогла.
Рэйна резким движением опустила голову.
Не смогла она…
— Зачем ты говоришь мне это? В столь… интимные подробности я не просила вдаваться.
Диалог утомил меня. Заклятье рвалось из моих рук, точно хищная птица. Удерживать его и дальше было нельзя, следовало либо направлять на жертву, либо разрывать, а разрыв аукнулся бы мне такой болью, что проще добровольно взойти на дыбу и дать палачу волю фантазии. Тем не менее, я допускала возможность этой боли, все зависело от ответа Рэйны на завершающий вопрос, при всей его неприкрытой брезгливости.
— Обличить изнанку красивых декораций, — подумав, проговорила Рэйна. — Тебе следует знать всю картину, а не цензорскую редакцию, чтобы выбирать с открытыми глазами. Выбирать сторону, за которую стоит сражаться.
«Поднимите им веки, пусть видят они, как бывает, когда слишком много в крови[27]»…
Серебра?.. Желчи?.. Я не хочу знать, каков запах твоей крови, Рэйна. Ты так пылко ненавидела меня, алкала насладиться зрелищем моих поверженных останков, а теперь предлагаешь выбор?
Выходит, тебя бросили. Как кость, чтобы встала поперек глотки врагу. Но — бросили.
Умирать. В одиночестве и роскошных одеждах.
В саване бессильной ярости.
И ты, непреклонная в своей гордыне, готова на коленях умолять меня… нет, не о пощаде, о помощи, не задумываясь — или не смея даже помыслить, что мой выбор давно предрешен. И он — не в твою пользу.
И готовность твоя — последний аргумент, подтверждающий то, что я поняла, едва встретившись с тобой взглядом.
Оникс в твоем перстне — мертв.
Грандиозное было зрелище. Особенно — учитывая силовые поля, заграждающие доступ всему инородному в пределы обители Императорской семьи. Особенно — учитывая потрясающий климат-контроль, исправно функционировавший здесь в течении столетий.
Край постоянного раннего лета не ведал таких катаклизмов.
Когда, игнорируя все преграды, воздух подернулся дымкой, было еще спокойно. Затем бледную желтизну неба заволокли непроглядно-черные тучи. Свет Капеллы едва пробивался сквозь них.
Я шагала к дворцу, навстречу разномастной толпе, выкатившейся на улицу. Я знала, что увижу их, обомлевших, ошарашенных — всех — от рядового персонала до высокородных Лордов.
Они вышли, чтобы узреть чудо. А я от него удалялась.
Потом тучи пришли в движение, чтобы исторгнуть длинную ломаную молнию. Только одну.
Разноголосое цельное восклицание — звуки слились в невнятный гул — затопило мое опустошенное сознание.
Грома не было. Зрители ждали продолжения чудес, и я не смогла обмануть их ожиданий. Распахнула ноющую опухоль век.
Тучи разверзлись градом.
Безликие овалы, пелена крупных градин, мелькание крыльев Фтэрха — он пытался вкачать в меня Силу. Тщетно.
Я пуста. Добровольно.
— Зачем до капли? Зачем, Эшти?! — сущность иного порядка практически билась в истерике. — Зачем?!
Вот она — истинная человечность.
Спасительное забытье, прежде благосклонно распахивавшее объятья, теперь не приходит. Время самооправданий и слабостей вышло. Пора отвечать за свои поступки. Осознанно.
— Чтобы помнить, Фтэрх. Всегда.
Сейчас я беззащитнее младенца. Силы — ноль.
— Ты ведь могла поступить с ней иначе.
— Могла. Но так — правильно.
Идти. Нет, переставлять ноги. Хорошо б побыстрее…
— Не все, что она говорила — правда, Эшти.
— Знаю. Ты мог сказать раньше. Только… Не думаю, что это бы что-то изменило.
— Леди Калли?
Очередной встречный овал обрел голос Сэра Ивенса.
А ведь были шансы добрести до спальни… Или до очередного убийцы.
— Мы можем поговорить? Это срочно.
Я кульком завалилась на землю. Различать, по какой поверхности я бреду, мои почти ослепшие глаза были не в состоянии.
— Кофе! — изрекла я.
Сначала — бодрость тела, раз уж о бодрости духа речи быть не может.
— Незамедлительно. Отдаю себе отчет, что мое появление несвоевременно, и приношу извинения, но причины, вынудившие разыскать вас, весомы и не терпят отлагательств.
Чьи-то теплые пальцы вложили в мои ладони чашку с ароматным напитком. Горячим, но не обжигающим. Как я люблю. Отхлебывая кофе, я заторможено приходила в себя.
Только зрение никак не нормализовывалось…
— Еще, пожалуйста, — сказала я, протягивая опустошенную чашку в неразличимое. — Я готова выслушать вас, Сэр Ивенс.