А Чермный склонился к ней и взглянул строго:
– Врешь, поди? Какого рожна я тебе верить должен?
Ответа ждал нетерпеливо: кулаки сжал, брови насупил. Владка и разумела, что и сам он почуял что-то, а вот что?
– Глеб, ты ведь не просто так принялся Беляну за руки хватать? – После слов её Чермный сделался мрачен, опалил взглядом тёмным, но Влада не убоялась: – Ответь, что почуял?
Чермный долго разглядывал Владку, молчал и супил брови. Потом уж высказал:
– Что почуял, не твоё дело. Но разумею, что оберег твой непрост. Откуда взяла?
– Бабушка дала, велела беречь. Простой оберег-то, нет в нем силы, кругляш и только. Давно ношу его, не снимаю, заметила бы… – Влада ладонь разжала и разглядывала Светоч.
– В твоих руках оберег силён, ни в иных чьих. – Глеб говорил, будто сам с собой. – Видно, правду говоришь, Влада Скор. Сама не ведала, что за пакость при себе таскаешь. Чего смотришь? Ты не меня бойся, а дара своего. В узде его не держишь, сыплешь искрами, что пожар, волхва неумелая. Ступай и помни, меч мой в огне Перуновом опалён, никакой нечисти не боится. Да иди уже! Век стоять тут думаешь?
Влада отвернулась и пошла скоренько к Беляне, что уселась у невысокого борта на мягкие кули с рухлядью. Устроилась рядышком и замолкла, разумея, что слова Чермный кинул верные. С того и затрепыхалась: дар-то шаловливый, пойди, удержи.
Пока раздумывала ведунья, пока слушала тревожный шепот подруги своей, насада отвалила от берега и вышла на простор Волхова. Мужики на веслах сильно-то не тянули: вода сама несла по течению – скорому и вольному – в сторону Новограда.
Вот уж и Вешень скрылась на лесом, и народец, что взошел на насаду принялся болтать и шушукаться. А как иначе? Сам Лютый Волк опричь – грозный, большой и сердитый. Глеб стоял, крепко держался за борт огромными ручищами и мрачно смотрел на ласковые и светлые воды реки.
Владка и не хотела глядеть на Чермного, а гляделось. Не могла разуметь, откуда сила берётся: Светоч молчал до сей поры, так с чего теперь, а не в иное время? Ничего не придумала ведунья, а потому и решилась говорить о том с Божетехом, к которому отправила добрая бабка. Он, чай, разумный, мудрый, знает, что и к чему. Тем успокоилась, но ненадолго. В думки влез Нежата, о нём и принялась вздыхать Влада, меньшуха Скорова.
– Владка, глянь, до чего парень здоровый, – шептала Белянка. – Волос-то, волос какой темный. Это чьих же кровей он? Верно говорят, имя роду не запросто так дается. Иной раз блазнится, что в зенках у него пламя багровое48! Чермные все такие, как разумеешь? Вон дядька Вадим вроде доброй, а все одно, жуткий. Видать, по молодости тоже лютовал.
Рыжая указывала на Глеба, с того и Владка снова принялась смотреть на непростого воя. Приметила и косу долгую, и темень глаз, и косматую бороду, которую время от времени, он принимался гладить. И наново вспомнила Нежату, что тянул руку к косе, когда одолевали тяжкие думки.
– Чего молчишь-то? Язык проглотила? Ох, я бы поела. Пузо к спине прилипло, – сокрушалась Беляна, оглядываясь на шалаш насадный: возле него копошился человек, вытаскивал хлеба, мяса вяленого и пареную брюкву. – Пойти что ль, пособить? Глянь, горбушка какая румяная, не иначе хрусткая, а мякишь-то, должно, беленький. И брюковка последняя об этом годе. Когда ещё её пожуешь?
Рыжая помаялась малое время, но не выдержала и метнулась помочь. Человек – мужичок невысокий – улыбнулся ей и кивнул, мол, лишние руки завсегда в радость.
Владка жалостливо смотрела на подругу, разумея, что голод в ней неизбывный, вечный. По своей недоле редко бывала сыта, потому и ела завсегда жадно. Вздумай кто отнять ее кус, так и рычала бы не хуже самого Чермного.
– Опять лезет в думки, – Влада бормотала тихонько. – Кто ж ты, Глеб Чермный? Зачем боги тебя послали мне навстречу? Чего ждут?
Говорила сама с собой да и поняла – Светоч только при Глебе силу свою являет. Вмиг припомнила, что держала оберег в руке, когда дядька Вадим был опричь, еще и плечом её касался! Владка холодным потом покрылась: испугалась до дрожи. А малое время спустя, разумела – любопытничает больше, чем боится. Узрела в том замысел богов, и порешила смотреть тихонько за Чермным, примечать и раздумывать – к чему он попался ей в яви и как дар её иссякший через него течёт.
Насада шла скоро: ни волны высокой, ни дождя. Владка жизнь посреди леса вела, а тут и простор, и небо большое, без края и конца. Загляделась ведуничка на воды светлые, на облака сизые и зелень новую, не успевшую взрасти и потемнеть. Дышала глубоко, вольно, будто скинула с плеч давешние невзгоды. Радовалась за Добромилу, что ушла в Навь успокоенной, ждала встречи с Нежатой и глубоко в себе таила горячую надежду на проснувшийся дар.