Стефан (он уже давно вошёл и стоял у двери, боясь даже пошевелить рукой) спросил:
- Уснула?
- Умерла, - ответил Варфоломей, и, став на колени, сложив руки ладонями вместе перед собой, начал читать молитву, которую, по его мнению, следует читать над мёртвым телом:
- Богородице, Дево, радуйся! Пресвятая Мария, Господь - с Тобой! Благословенна - Ты в жёнах, и благословен - Плод чрева Твоего... - Он споткнулся, почувствовал, что надо что-то добавить ещё, и сказал. - Прими в лоне Своём деву Ульяну, и дай ей увидеть Фаворский Свет!
Теперь всё. Можно встать с колен, и теперь, наверно, ей нужен гробик.
А внизу, в подклете, хлопали двери, и Кирилл, с трудом разлепив веки, сбивая сосульки снега с ресниц и бороды, сказал жене:
- Ещё троих подобрали, и те - чуть живы! Прими, мать!
Ночь. В двери колотится и воет вьюга.
- Вьюга, это - к добру, татары, авось, не сунутся! - толковали ратники, сменяя продрогших товарищей. Передали из рук в руки ледяное железо и охлопали себя рукавицами. Не глядя на полузанесённый снегом труп (давеча один дополз до ограды, да тут и умер), разумея тех, кто внизу, пробормотали. - Беда!
А боярчата, измученные, всё ещё не спали. Только Петюня уснул, посапывая. Стефан сидел на постели, обняв Варфоломея, и шептался с ним:
- А откуда ты слышал про Фаворский Свет?
- А от тебя! - ответил Варфоломей. - Ты, лонись, много баял о том. С батюшкой... А расскажи и мне тоже!
- Вот пойдёшь в училище, там узнаешь всё, - сказал Стефан. - Далеко-далеко! На юге, где - Царьград, и дальше ещё, там - гора Афон. И в горе живут монахи, и молятся. И они видят Свет, Который исходил от Христа на горе Фавор. Фаворский Свет! И у них, у тех, кто - праведный, от лица исходит Свет, Сияние.
- Как на иконах?
- Как на иконах. Только ещё ярче.
- Стёпа, а для чего им Фаворский Свет?
- Они так совокупляют в себе Дух Бога! Силу Бога собирают в себе, чтобы потом передать Её людям! Понимаешь? Из пламени возникает мир, и вновь расплавляется в огне. Зрел ты пламя? Оно жжёт, но вот угас костёр, и нет его! Огонь зримо являет нам связь миров: Духовного, Горнего, и земного, который - вокруг нас. Огонь также - символ животворящей Силы Бога, потому и едины - Бог-Отец, Бог-Сын и Святой Дух, исходящий на нас в виде Света... Того, Который явил Христос Своим ученикам на горе Фавор!
Варфоломей кивнул. Неважно, понимал ли он то, что говорил брат, или нет, но ему - хорошо со Стефаном. И он верил теперь ещё больше, что ныне хорошо и той упокоившейся девочке, которую завтра обещали похоронить, и даже сделать ей гробик.
Вздёргиваясь и постанывая, дремала мать. Легла, не раздеваясь, не разбирая постели, на малый час, да так и уснула. Кирилл не велел её будить. Спустился в подклет, чтобы сменить жену.
Глава 15
Варфоломей начал учиться грамоте шести лет, это произошло в 1328 году, через год после Федорчукова и Туралыкова нашествия, через зиму после погрома Твери, московский великий князь Иван Данилович, выдав дочь за князя Константина, наложил руку на Ростов, что сокрушило хозяйство боярина Кирилла и заставило его бежать из Ростова в поисках новых земель и ослабы от поборов и даней. Переезд в Радонеж состоялся в 1330 году.
В Руси уже в XIII - XV веках была принята классно-урочная система преподавания, сходная с нашей, а города-республики, вроде Великого Новгорода или Пскова, содержали на общинный счёт школы, называемые училищами, в которых могли учиться, и учились дети даже бедных граждан.
Учили в этих училищах чтению и письму (по Псалтыри), церковному пению, счёту, а в старших классах: риторике, красноречию, истории, богословию. Сверх того изучали греческий язык, некоторые, к тому же, древнееврейский. Учащиеся, кончившие полный курс наук, получали неплохое образование.
Школы не делились на церковные и гражданские. Иерархи церкви и светские деятели получали одинаковое образование, благодаря чему правящее сословие великолепно разбиралось в церковных вопросах. Изучив, вдобавок к перечисленному, своды законов ("Мерило праведное", "Номоканон" и "Правду Русскую"), боярский или княжеский сын был готов к делу управления страной и руковожения людьми.
На Руси лечили знахари, которые были знатоками целебных трав и костоправами.
Зодчество, литейное дело, кузнечное и кожевенное производства, столярное, плотницкое, ткацкое и прочие ремёсла имели свои традиции и свою "школу", свои навыки, передававшиеся от мастера к мастеру, так что древнерусский строитель подчас знал больше современного архитектора, справляясь со всеми видами сложных, совмещённых и многоярусных, сводчатых перекрытий, знал тайны обжига кирпича и растворов, выдерживающих, вот уже ряд веков, наши ветра, дожди и зимы. Кузнецы ведали секретами ковки многослойных, с твёрдой серединой, самозатачивающихся лезвий, умели наводить "мороз", "синь", золотое и серебряное письмо на металл.
Тогдашний мастер широтой знаний и навыком работы превосходил современного инженера!
Всё это необходимо помнить, чтобы понимать, почему тогдашнее население успевало так много сделать, с такой быстротой возводило порушенные города, воздвигало храмы, осваивало и распахивало лесные пустыни русского Севера, вело торговые операции на расстояниях в тысячи вёрст, перебрасывая товары Бухары или Кафы во Владимир, Тверь и Псков, смоленский хлеб в Великий Новгород, а пушнину, кожи, рыбий зуб и тюленье сало с севера в Данию, Италию и Царьград. На тысячи поприщ везли железо, рыбу, соль и зерно. Уже в одиннадцатом веке Великий Новгород снабжался суздальским хлебом, а в XIV - XV веках хлеб везли в Великий Новгород с Кокшеньги и Ваги через Двину и Белое море, со многими переволоками и перегрузами в пути.
Всё это требовало и высокой техники, и высочайшей организации труда, и толковой, совестливой, знающей администрации. И всё это было, и составляло основу и силу Руси, ту силу, на которую опирались русские князья, "собиравшие" землю. Но было и другое в ту пору на Руси! Был духовный упадок, разброд в князьях, свары и ссоры, обернувшиеся неспособностью организовать сопротивление орде Батыя: многие города сдавались без боя, воеводы прятались, чая пересидеть беду, великий князь Юрий бросил стольный город Владимир с семьёй на произвол судьбы и на поругание врагу и погиб на Сити, где монголы не столько ратились с русичами, сколько истребляли бегущих. Редкие всплески героизма пропадали впустую, ибо ратники княжеских дружин, не овеянные духом жертвенности, думали больше о наживе, чем о защите страны, и когда им пришлось встретить грозного и сплочённого врага, бежали.
В те же годы ростовщичество иссушало Владимир едва ли не страшнее, чем татарское разорение, разброд власти тяжелее всего ложился на плечи смердов, которых зорили все подряд, бояре тонули в роскоши, в городах возводились белокаменные храмы, ювелирное дело достигло неслыханной высоты и совершенства. И в этой богатой, изобильной и обширной стране граждане буквально съедали друг друга, забыв о христианском Братстве и Любви... И татарский погром был карой за грехи.
И потому главными проблемами тех двух столетий (XII - XIV) были проблемы не бытия, а духовной жизни, осознания Русью своего единства в братней Любви всех русичей, и своего назначения в мире, осознания всеми гражданами своей жертвенной предназначенности, без чего не вышла бы русская рать на поле Куликово и не состоялась бы, не возникла из небытия Московская Русь.