Уже не бегали на глядень или на стечку дорог, как тогда, со Стефаном. Ведь хватило докуки кому-то бежать за пятнадцать вёрст, узнавать, верно ли проезжал Стефан Храп дорогой в тот миг, когда Сергий, встав за трапезой, поклонил ему! Теперь уже не бегали, верили. И когда Сергий сообщил о приезде митрополита, бросились готовить хоромы для Киприана.
Ежедневная служба укрепляла душу, и даже тело молодело в эти часы. Отпускала на время слабость, и, кажется, ничего не стало бы необычного, умри он во время службы, со святыми дарами в руках... Как не понимают ленящиеся встать на молитву якобы ради многих дел, препятствующих исполнению долга, что, пропуская службу, они не выигрывают ничего! Дух, обескрыленный ленью, уже не может собираться к деланию. Время, украденное у Господа, проходит зря, в умствованиях, и даже ежедневные заботы, ради которых и была пропускаема служба Господу, не исполняются или исполняются плохо. Насколько больше успевает в жизни совершить верующий, не укосневающий в служении Господу!
Сергий спустился по ступеням крыльца, предвкушая встречу с духовным владыкой Руси, поставлению которого отдал немало сил.
Глава 9
Киприан приехал вскоре в возке и почти не удивился тому, что Сергий уже ждал его. О проницательности радонежского старца ходили легенды. На трапезу сановному гостю подали варёный укроп, рыбу и хлеб. Сергий почти не ел, взирая на Киприана. Насытившись, тот извинился за свой долгий неприезд. Сергий кивнул. Киприан вглядывался в Сергия, стараясь узреть печати увядания и близкой смерти, но от старца не пахло смертью, в келье стоял кипарисовый запах, а Сергий, хоть и высохший, был добр и внимателен.
- Приехал меня хоронить, владыко? - спросил радонежский игумен и, не давая Киприану раскрыть рта, домолвил. - Я рад тебе! Ты мало изменился за прошедшие годы. Доволен теперь, заняв этот престол?
- Нам должно было встретиться, - сказал Киприан.
- Фёдор тебя понудил?
Врать Сергию было бессмысленно, и Киприан признался:
- Фёдор! Одержим есмь делами суетными... - начал всё же оправдываться Киприан. - Сёлы запущены, книжное дело угасло, художества...
- Я слышал, ты перезвал гречина Феофана на Москву? - перебил его Сергий.
По этому вопрошанию Киприан понял, что рассказывать радонежскому игумену о делах митрополии бессмысленно, он и так всё знает. "А что же стоит тогда? И о чём говорить?" - подумал он, и Сергий сказал:
- Помолчим, владыко! Тебе не хватает Тишины. Не надобно давать суете овладевать собой!
Ничего не сказал больше Сергий, но Киприан начал краснеть. Он приехал ободрить и наставить умирающего, а получилось, что Сергий наставляет и учит напоследок его! В нём колыхнулись обида, возмущение, даже гнев, показалось, что Фёдор его обманул... Колыхнулось - и угасло. Тишина кельи Сергия засасывала и покоряла. Он понял всю ничтожность тех дел, которым отдавал себя и которые чувствовал необходимыми для бытия Русской церкви.
- Нет, Киприан, - сказал Сергий. - Всё, что ты делаешь ныне по церковному устроению, надобно и всем нам, и тебе, владыко! Я ухожу... Мы все вскоре уйдём. Фёдор тебя не обманул, наступает новое время! Но того, что добыто нами, вам нельзя потерять! Не угасите Духа во всех ваших стараниях. Не то и писаное слово, сказанное с амвона, и изображённое вапой на стене церковной или в иконостасе, да и стены церковные - всё окажется пустотой и тленом!
- Изограф Феофан это же говорил, - сказал Киприан, за миг до того даже и не думал говорить такое. - Говорит, что Византия - давно мертва, а Дух Божий - жив на Руси!
- Токмо пусть не ошибаются те, кто надеется обрести Милость Божию без труда! - сказал Сергий. - Вера без дел - мертва, и ты, владыко, поставлен блюсти, и наставлять, и понуждать к деланию. Чаю, многие беды грядут православию от латинов, и не последнее из них то, что совершилось в Литве! Расскажи мне, как оказалось возможно такое.
Киприан рассказал об Ольгерде, его жене Ульянии, что каялась, умирая, в измене православию... Всё было не то, и он чувствовал, что не то! Православная церковь токмо оборонялась, не наступая, и в этом был источник бед, грозящих сокрушением веры в землях славян. Нужны были книги, риторское и иное научение, надо было делать то, что он, кажется, уже делает и будет делать и к чему, как он начинал понимать теперь, и предназначали его Сергий со своим племянником Фёдором. Нужны старцы, учителя, проповедники, отцы церкви, как в первые, начальные времена, когда жили Василий Великий, Григорий, Иоанн Златоуст и иные. Он рассказывал, оправдывался и хвалился немногими, как видел теперь, победами в этой битве за души верующих, и дивился, и ужасался тому, что даёт отчёт этому старцу, которого он хотел только причастить и благословить, словно ученик, сдающий экзамен своему наставнику.
Киприан смолк. Сергий дремал, и неясно было, не пропустил ли он то, что говорилось сейчас, мимо ушей. Но спящий открыл глаза, сказав:
- Я слушал тебя... Чаю, не обманулись мы с Фёдором в тебе! Всё, что ты делаешь, - надобно. И труды твои даром не пропадут. Церковь стоит на Земле и не может чураться земного. Помни только, что надобное Господу - в Духе, а не во плоти. И ежели в церкви угаснет горение Духа, не поможет уже ничто! И никакое научение книжное не сохранит веры в малых сих! - Он умолк, глядя вдаль. Киприан уже намеревался встать, когда Сергий продолжил. - Спаси Господи, владыко, что посетил меня! Со временем ты возрадуешься сему посещению. - Он улыбнулся, раздвигая морщины щёк. - Я не держу тебя боле! Ступай. Келья готова, отдохни. И приходи намолиться со мной, когда позвонят к вечерне. Это - тоже надобно. Для тебя.
Сергий встал, провожая гостя, и Киприан, не постигавший до сих пор, что такое может с ним быть, встал на колени, принимая благословение у этого инока, ухитрившегося при жизни стать бессмертным.
Назавтра, проводив Киприана, Сергий слёг. Он не ведал, что эта встреча отберёт у него столько сил, и несколько дней потом приходил в себя.
Теперь он уже с некоторым страхом ждал приезда Василия. Впрочем, Василий сидит в Орде и вряд ли успеет его посетить. Однако неожиданно для него приехала великая княгиня Софья с Евдокией, из-за страха, как понял он. Евдокия не удержалась и всплакнула. Долго говорила о своём, домашнем, наконец, поняла и оставила их вдвоём.
Сергий разглядывал дочь Витовта.
- Тяжела - я! - призналась Софья, и старец кивнул, он уже знал об этом, и спросил:
- Как назовёшь дочерь?
- Дочерь?! - Софья посмотрела в этот высохший лик, в эти неотмирные глаза, и подумала: "Он знает всё! И спросит сейчас, люблю ли я Василия!"
- Муж даден один и на всю жизнь, до гроба лет! - сказал Сергий. - Храни его!
Мысли Софьи заметались. А любит ли она Василия? Не спросил... А это сказал! Он всё знает! Ведь не с тем приехала, не для того! Она не поверила Феофану, хотела увидеть старца, понять, что же такое заключено в этом православии, отчего народ готов положить за него свои жизни? И тогда римские прелаты, конечно же, не правы! Но тогда не прав - и её батюшка!
- Не допускай, дочерь моя, войны литвинов с Русью! Ни к чему хорошему это не приведёт. Удержи своего отца, он любит тебя! - сказал Сергий, и Софья кивнула, мало понимая, к чему обязывают её эти слова и этот кивок.
- Ежели дочерь... То я... то мы назовём её Анной! - сказала она.
Сергий кивнул:
- По бабушке! Ну что ж, имя доброе...
- Страшусь за Василия... - начала Софья, чтобы только не молчать.