Радуга под Сережиными ногами расступилась и вот он уже бултыхнулся в воду; тут же погрузился в эту прохладную, пронизанную солнечными облаками глубину; забулькал, засмеялся, когда понял, что не нужен ему воздух. Русалки вместе с ним опустились на глубину, подхватили в свой хоровод, а из пещерки, которая изумрудно сияла в подводном холмике вдруг выплыл водяной, весь в изумрудной чешуе, с длинным рыбьем хвостом и с выпученными, сиреневыми глазищами. Он пригласил Сережу на пир, однако тут подплыла белочка и тоненько пробулькала, что они торопятся к морю-океану, дабы изловить золотую рыбку для его величества Томаса-четвертого серого.
- Что ж, то не простая задача. Золотая рыбка - королева морская, но испытайте счастья. Проведу я вас реками подземными да озерами до самой хрустальной горы, ну а уж дальше вы сами добирайтесь!
- Спасибо, водяной! - хором благодарствовали ему Сережа и белочка.
А водяной, как свиснет - тут же подплыли две рыбы: один осетр трехметровый, у него, между плавников золотых и устроился Сережа; ну а вторая рыба - обычная щука, у нее на спине белочка пристроилась.
Как сорвались вперед две рыбы: впереди щука летит, словно звезда падучая светит, позади Сережин осетр златом сияет, а от скорости то аж дух захватывает: по подземным переходам, по озерам, над которыми земля куполом сходится, ну а дно алмазами светит. Вылетит в таком озере осетр метров на пять из воды, метров двадцать пролетит, да и обратно в воду бултыхнется Сережа даже и закричал от восторга!
Но вот и хрустальная гора - под ней воды не текут, вынырнули на свет небесный щука, да осетр - Сережу да белочку на берег выпустили, хвостами махнули, да и обратно, в глубь водную ушли.
Смотрит мальчик по сторонам, диву дается: вокруг сады диковинные - есть там и яблони, и груши, и вишни, а есть и невиданные плоды; в воздухе бабочки, крыльями машут, и все красочно, да весело от крылышек этих. Над всеми же теми садами гора хрустальная высится, а в центре той горы, словно сердце живое бьется.
Летят тут гуси-лебеди, и уж не белочка, а сам Сережа их кличет:
- Эй, вы гуси-лебеди; перенесете ли нас через гору хрустальную, к морю синему бескрайнему?
Подхватили тут гуси-лебеди Сережу за руки, ну а белочка, одному из них на спину запрыгнула, там и сидела.
Поднялись они на ту высоту, где облака словно корабли небесные плывут: глядь, а среди них и впрямь корабль - цветом, то почти, как облако, а формой, как корабль; есть и парус на котором лик солнца ветрами дуется.
Вышел тут на палубу корабля того муж ростом высок, статен, в красном кафтане и в синем плаще, да с золотой оправкой; да с волосами золотистыми и с золотистыми же светлыми усами да бородой; а в глаза смотреть, что в яркое небо - нет ни в нем, ни в корабле его ни одной тени - свет один.
Улыбнулся тот муж, приветливо рукой махнул, а белочка молвила:
- То Дажьбог, владыка света небесного.
- Путь вам добрый... - то слова Дажьбога, словно колосья теплые да мягкие, светом его нагретые, в Сережиной голове взросли; а корабль облачный вдруг стал колесницей, а впереди него два коня огнегривых на все поднебесную раскатами вскричали, по воздуху копытами ударили, искры радужные высекли; ярко-ярко голова Дажьбога засияла, взмахнул он удилами, да и понесся над землею, все выше и выше в небо, и скоро слезой солнечной среди облаков затерялся.
- Здорово! Здорово! - смеялся Сережа, вдыхая ветер.
В это время гуси как раз перелетели, через вершину хрустальной горы и открылась даль совсем уж бескрайняя, завораживающая; степная; и столько в ней покоя, и в то же время и движения и мудрости древней было, что невозможно было окинуть вобрать ее разом; можно было только созерцать и восхищаться на эти моря трав, на залегшие среди них реки и озера, а кой-где, холмы, украшенные, где древами, кроны которых издали подобны были облачкам, прилегшим отдохнуть на грудь матери земли; где деревушкам, где городкам небольшим, ярко-купольным, сказочным.
- Как много цветов! Как много... как звезд на небе! Нет - даже больше! смеялся Сережа, а гуси уже понесли их вниз к этому травяному и цветочному морю, и когда коснулись Сережины ноги этого ковра живого, когда разошлось от этого прикосновения по поверхности волнение, словно и впрямь по водной поверхности, услышал он голос матери...
И цвета разом померкли, нахлынул густой серый туман, и тут же рассеялся, высвобождая из себя Сережину комнату, свист ветра за окном, да еще усталое, напряженное лицо матери склонившейся над ним.
- Ты заснул так крепко, что я тебя едва добудилась. - поведала она негромко.
- А белка?
- Какая белка, Сережа?
- Да так... - мальчик вздохнул покосился на окно; там все валил и валил снег и не было за ним видно уж не только леса, но и вообще ничего. Мать тоже посмотрела на балкон - когда она входила в комнату, то ясно видела, как пробежал там некий маленький зверек, хвостиком махнул, да и прыгнул прямо в метель...
* * *
- Нет, нет, не хочу. - говорил тем же вечером Сережа, разглядывая диск, принесенный ему Максимом.
Они сидели на креслах друг против друга, а рядом напряженно замер компьютер.
- Ну что ты в голову себе вбил: не буду, да не буду. - надулся Максим. Смотри, как тебя отделали, все лицо распухло; вот мы сейчас на монстрах пары выпустим.
- Максим, я понял - созерцать надо прекрасное; тогда и на сердце и на душе легко станет, и всякие там пары уйдут. Что видишь то ведь и в тебе откладывается, как ты не поймешь... А так сколько времени на все это уходит; бегаем в том аду на тусклых экранах, а жизнь вокруг огромная, необъятная. Мы не живем: понимаешь, Максим, мы не живем, а только медленно убиваем свою жизнь перед этими экранами.
- Слушай, ты сам понял чего сказал? Ты это в какой книженции вычитал и заучил? Во дурак то!.. Бр-ррр... Давай-ка играть - здесь как раз на двоих!
- Играй, если хочешь; ну а я свое слово уже сказал!
- Ну и как хочешь!
И вот Сережа стоит около окна; а там воет и воет снежный ветер, за спиной орут монстры; строчит, бабахает Максим, да еще приговаривает время от времени что-то. Тяжело, одиноко Сереже: только, что он говорил о той огромной, необъятной жизни - вот он подбежал к окну, желая увидеть ее увидеть что-то вроде тех просторов сказочных, цветочных; что днем он видел но там только ветер свистит... Вот нервно заржал на улице кто-то несчастный; вот вновь взвыл ветер, как выл он и за час до того, как он будет выть и через час, и всю ночь.
И вновь застрекотало, завизжало за Сережиной спиной; Максим в восторге произнес: - Есть! - и тут же что-то массивное рухнуло там на землю.
Двенадцатилетний Сережа развернулся: "Ну ладно - посижу хоть немного поиграю, хоть развеется тоска эта; дождусь ночи, когда вернется белка, ну и тогда вернусь на те поля".
- Ладно, давай вместе! - вздохнул он, усаживаясь рядом с Максимом.
И замелькали перед его глазами лабиринты, и неслись на него враги с перекошенными, отвратительными мордами; он крушил их без числа и без счета; даже с яростью какой-то; стрелял и стрелял - час, второй - на глаза его выступили слезы, от какой-то невыразимой словами тоски, а он в ярости все крушил и крушил эти перекошенные рожи, дробил их; разлетались кишки, мозги, а он все метался по лабиринтам...
Даже и Максим, сказал:
- Ладно, хватит что ли... Давай, "видик" посмотрим.
- Ну, давай посмотрим. - прошептал изнеможенно Сережа и следующие полтора часа наблюдал как кто-то за кем то бегал, пилил на части, визжал; видел перекошенные от ярости лица; слышал ничего не значащие признания в любви; видел взрывы; видел еще что-то...
Вошел отец и потребовал, чтобы Сережа ложился спать. Максим ушел... Пришла мать, дала ему выпить лекарство и тоже ушла; заглянул отец, разбито буркнул что-то.
Темнота, ветер визжит за окном; в доме ни звука, хотя... вот Томас перебежал из угла в угол; вот плеснулась в аквариуме золотая рыбка.