И поспешили они к хану, который уж совсем близко к городу подошел. Выслушал предателей хан, с призреньем на них взглянул.
- Ладно. - говорит. - Шайтан с вами. Вот когда сдастся город, тогда и получите свою награду.
Перекрыли татарские воины доступ воды; сами город окружили.
Стоит на стене старый князь с Ольгой; смотрит на поля, на леса окрестные: лежать там должен снег белый, да вместо снега темный пепел колышется; и каждая частичка пепла того есть ратник татарский.
Взглянул князь на дочь свою и молвит:
- Ты, ведь, можешь птицей обратится. Так стань же ей сейчас, высоко в небо поднимись, дабы стрелы татарские тебя не достали. Лети, лети... - и заплакал.
Обняла его Ольга, молвила:
- Не улететь ласточке от гнезда родимого. Да даже, если и разрушится гнездо: вся земля родная ныне в крови, да в пепле. Некуда ласточке податься, да и сердце не велит: до конца с тобой, батюшка, останусь.
Тут пошли татары на штурм: лестницы к стенам приставили, по ним лезут; ну а сверху на них уж стрелы летят, да смола льется.
Через час пробились в одном месте на стену; жаркий бой завязался; кровь по камням ручьями течет; мертвые вниз летят; раненные кричат, стонут; на ноги поднимаются, в новый бой спешат.
Ольга, сердцем нежная, душой любвеобильная, среди резни этой осталась; раненным помогает; из под ног их оттаскивает; и не разбирает уж кого татарина ли, своего ли брата русского - главное, что человек.
До вечера бились на стенах; много доблестных воинов полегло...
Ястреб тогда по небу летел, на град с высоты своих крыл взглянул: словно рана черная на груди матушки земли град; из домов зажженных дым струится, из под стен - кровь по полям растекается.
Отступили татары, костры зажгли - словно в море огненном стоят теперь стены, и плач горестный к самым звездам возносится.
Ольга устала, еле на ногах держится; руки, платье в крови раненных, но заснуть не может - нет ей покоя среди горя людского.
Возле костров бродит: дома то многие татары стрелами огненными подожгли, теперь люди на площадях греются; руки к пламени тянут; а в глазах слезы и говорят мало, а если говорят, то о вечном - уж знают люди, что их ждет.
Слышит Ольга в стороне, вроде, плачет, кто - да так жалобно да тонко, словно котенок малый. Подошла княжья дочь: видит средь развалин девочка совсем малышка стоит.
Забыла Ольга, что княжна, перед девочкой, на колени встала; обнимает, слова нежные шепчет; да и не спрашивает ничего; и без того ясно - без родителей малышка осталась и без дома. Видит Ольга - холодно девочке; накидку свою шерстяную ей отдала; сама в одном платье осталась. В княжеский терем повела, там накормила, напоила, согрела, точно дочь родную приласкала...
И на следующий день и потом - всю неделю оставались татары под стенами; наученные горьким опытом приступ больше не шли; ждали, когда защитники изнурятся без воды, сами ворота откроют.
Сердится хан: велел Святополка и Юрия на цепь посадить и сказать:
- Если на девятый день не сдадутся они; так пойду на второй штурм. А вас велю саблями порубить; все одно, изменники, от советов ваших никакой пользы нет.
Сидят в темной юрте Святополк и Юрий, прикованными цепями, шипят друг на друга:
Юрий орет:
- Все из-за тебя - ты воды перекрыть советовал! Дал бы мне меч, так я бы тебя...
- Молчи! - ревет Святополк, с глазами красными, выпученными. - Ты во всем виноват! Меньше перед ханом хвастать надо было; а до девятого дня они все равно не выдержат! Все равно передохнут все; как скелеты иссохнут! Так что награда мне, а тебе одни ятаганы достанутся, братец!
Юрий аж взвился, с цепи рвется, зубами скрипит, изо рта его пена идет, слова уж вымолвить не может; только брату своему глотку перегрызть жаждет.
Потом, сил не осталась - все их на ругань истратили; скованные лежат, изо рта пена идет; лица темные, страшные - все замышляют, как бы всех соперников извести, как бы выпутаться, да еще бы выгоду из этого извлечь. Отец для них - золотая монета, мать - камушек драгоценный; сестра - пряжка с жемчужиной; родина - сундук со златом.
А тем временем, во граде и впрямь бедствие с водой: источник перекрыт; люди бы снег в воду плавили, да давно уж весь снег, от пожаров растаял, давно уж на улицах только пепел лежит, а с неба ни снежинки.
На главной площади городской Ольга к небу руки подняла; о дожде, о силе ветра, песнь всей силой возвела.
И звала она владыку ветров; птиц молила, чтоб из теплых стран они тучи дождевые призвали. Так, в пении усердном, день и ночь проходит; от усталости уже не стоит на ногах Ольга, на колени опустилась; небу, месяце, звездам, владыке небесному о дожде молится.
Кто видел ее тогда, молвил: вон святая, дух небесный, из света лунного сотканный, песнь горькую поет, за нас всех молится...
И на девятый день, когда уж многие совсем засыхать без воды стали, поднялась с юга огромная, в пол неба, чернотой клубящаяся, синими молниями озаряемая туча.
Молятся татары своим богам, Ольга же кричит из последних сил:
- Принесите на главную площадь все чаны, да бочки, какие у вас есть!
Крикнула, да и упала - лежит без движенья, бледная, холодная, точно мертвая; князь-отец плачет - слезы глотает, скорее в терем ее нести велит.
А горожане уж чаны, да бочки на площадь несут - только принесли, как туча, словно выжалась над ними; всех напоила, да и все заполненное светлой влагой родниковой заполнила.
Силы та влага чудодейственная вернула; готовы люди за свободу свою до последнего биться; ну а татарам, со стен велят вовсвоясе убираться; все равно - ничего, кроме пепелищ они не получат...
В ярости велит хан татарский привести к себе Святополка и Юрия:
- Ну, изменники, велю вас сейчас зарубить!
Трясутся от страха Святополк и Юрий; сами бледные, от злобы иссушенные, с глазами воспаленными; забыли о чести своей, обо всем забыли, кроме того, как бы шкуру свою спасти. Ползают в ногах у хана, друг друга отталкивают, дабы ноги его облобызать; наперебой бормочут:
- Это все моя сестра: она злодейка-колдунья!...
- Не знал я, что она, нечистая, тучами повелевать умеет!..
- Прости меня, владыка; что угодно исполню!
- Дай нож - убью чародейку!..
- Отец ее - мой отец, а вот мать - дьяволица!
- Ах, вы, шайтаны! - брезгливо отпихивал их ногой хан.
- Не вели, казнить! - вопят предатели.
- Есть замысел у меня!
- И у меня замысел!
- Отпусти меня во град: пусть приду во рванье, да окровавленный; скажу, что дрались до последнего, но пали наши города.
- Да: поверит, пустит нас отец; мы же момент улучим, да ворота тебе, владыка откроем!
- Ты только награди меня!
- Нет меня!
Сморщился от отвращенья хан; уж собрался казнить подлецов, да тут подумал, что все ж, если сослужат они службу - меньше крови прольется.
- Ладно, получите награду по делам вашим!.. А ну-ка, воины мои, отделайте их так, чтоб поверил князь, что последними из градов павших они к нему прорвались!
Опять ползают на коленях Святополк с Юрием; ханскую ногу поцеловать хотят, он же отталкивал их.
- Не надо нас бить, а то у нас сил ворота открыть не останется!
- Изорвите им одежды, тела до крови изрежьте, но чтоб не было опасно для их жизни!
Трясется Святополк, трясется Игорь; смотреть на них страшно, того и гляди на части, от страха рассыплются: уж и слова вымолвить не могут.
В тот же день, уже на закате, пробрались они к городским воротам, стонут:
- Впустите нас скорее, за нами погоня!
Глянули охранники - что за чудо: сыны княжеские да такие, что и не узнать: ладно - лохмотья, ладно - кровь; самое жуть - лица их. Нечеловеческие - темные, словно изнутри выжженные; глаза кровавые, стоят трясутся, да еще шипят что-то...
Скорее впустили их воины, к князю ведут.
Князь от усталости весь исхудал; заботами народа своего мучимый уж несколько ночей глаз не смыкал - нахмурился, своих сынов увидев.