Там, в зажатой проводами стене, находилось небольшое углубление с дверкой, к которой и подошла старуха, сказав такие слова:
- Кхумбель бум трарок!
Дверь заскрипела, открылась, и на Сережу тут же дохнуло сыростью и сильной вонью испорченного сыра.
Только ступили они за порог - дверь закрылась и из-за нее едва слышно раздался рев электрички.
Ведьма несла Сережу по ступеням вниз; постепенно становилось теплее и с каждым шагом воздух все сгущался. Сережа стал считать ступени и, когда досчитал до трех сотен, похитительница остановилась, наконец и выпустила мальчика.
Он ударился о пол, тут же отскочил к стене и, вжавшись в нее, стал оглядываться: он находился в какой-то подземной пещерки со стенами покрытыми зеленой, слабо светящейся плесенью, с потолком, с которого обвисали целые "грозди" этой самой плесени.
Перед ним стояла уродливая крыса: если бы не громадный горб, искривлявший ее спину в дугу, она была бы гораздо выше Саши, так же приходилась с ним в един рост. В крысиной лапе сжималась черная палка, а гнилые клыки хищно щелкали.
Мальчик бросился в боковой туннель, однако, крысиная лапа вытянулась и схватила его за шкирку.
- Лучше и не бегай от меня! Все равно не уйдешь! - она легко поднесла его к своей грязной морде и зашипела: - И не вздумай бежать, все равно поймаю, а поймаю - превращу в кусок сыра и съем!
- Где мой котенок?!
Из бокового туннеля выбежала маленькая серенькая мышка, по штанине и рубахе забралась Сереже на плечо и принялась жалобно пищать ему на ухо.
- Вот твой котенок! - искривила усмешкой пасть крыса.
- Верни ему облик! Отпусти...
- Замолчи! Слушай меня! - крыса заткнула Сережин рот покрытой грязной шерстью лапой, мальчик дернулся отчаянно, однако вырваться так и не смог.
Гигантская крыса шипела: как увидела, что ты можешь видеть сокрытые лики, так решила сразу превратить тебя в кусок сыра и съесть; но теперь подумала: ты совсем еще молод и ноги твои сильны - я же совсем стара и я устаю целый день ходить по этим вашим грохочущим змеем, в животы которых вы набиваетесь и мчитесь - о безумные, мерзкие люди! Отныне, за милостыней будешь ходить ты! И твой котенок-мышка! Бр-ррр: ненавижу кошек!
- Меня все равно найдут! Слышите вы - отпустите подобру-поздорову!
- А уж об этом я подумала! Ха-ха!
Она дунула на Сережино лицо и мальчик закашлялся от сильной вони.
- Ну а теперь посмотри на себя, красавец!
Сережа открыл глаза и увидел, что крысы перед ним нет, зато в стене открылся новый проход, в котором стоял сгорбленный уродец с тонкими кривыми ручками и ножками, с потемневшим от въевшейся грязи лицом, с приплюснутым, почти не видимым носом. Глаза у уродца были печальными и Сережа понял, что лучше им быть вместе, протянул руки и бросился к нему навстречу.
Сгорбленный тоже протянул кривые ручки и бросился к Сереже; вот они столкнулись и мальчик, отскочив на пол, понял, что это его отражение.
Крыса захохотала:
- Ну, теперь тебя ни мать, ни отец не узнают!
- Узнают, я им все расскажу!
- На тебе наложено проклятье: как выйдешь под свет неба, так в мышку превратишься!
- Вы знаете: мои родители дадут вам за меня выкуп! Столько денег, сколько я никогда не насобираю! Тогда вы обкушаетесь своего сыра: правда-правда обкушаетесь!.. Черт, они ведь уже ищут меня...
При упоминании черта в углу взвился столб красного дыма и из него шагнуло мускулистое существо с красной чешуей, черными рогами, и с трезубцем, сжатым в когтистой лапе.
- Зачем звали?! - громовой рык, в котором потонуло дребезжанье очередной электрички.
- Ступай рогатый! - раздраженно махнула лапой крыса. - Это малец тут один шалит!
- Может взять его с собой; поварить в котле; или бросить в стальной мозг Кощея, а?! Может взять с собой, этого умника, который отрывает меня от важных дел?!
- Уймись, чертушка! Уймись, рогатенький! Уж он у меня послужит, уж у меня узнает, как вас, благородных, краснобоких тревожить!
- Ладно, я уйду!
- Передавай привет Кощею железному!
- Передам непременно! - рыкнул черт и скрылся в красном облаке, которое тут же уползло под пол.
- Еще раз помянешь его - унесет в Кощеево царство! А там окажешься - мой полон Ирией тебе покажется!
- Чем-чем?
- Да есть такая земля, из-за которой солнце встает! Сады там райские, полные запахов мерзких; фонтанов вечных от которых тошно мне! И воздух там райский от которого мутит меня! Всяких праведников то место мерзкое ждет! Но не стану больше о нем поминать! Съешь-ка ты сыру, да ложись спать!
- А я говорю, потребуйте выкуп! - едва сдерживая слезы, закричал Сережа.
- Не верю я вам людям - никто мне не даст выкупа! Схватят старуху старую! Я то, конечно, от них извернусь мышью убегу, но и тебя потеряю... Ну уж нет! Ешь-ка ты сыр, да ложись!
В ее лапе неведомо откуда появился кусок чего-то серого с толстыми зелеными прожилками, похожими на вены. От вони у мальчика едва не закружилась голова.
- Ешь, ешь? Или не доволен!? Другой еды у меня не найдешь!
Сережа отшатнулся к стене, повалился там, свернулся калачиком и тихо-тихо заплакал. Крыса постояла над ним, похихикала, да и уковыляла куда-то.
На Сережином плече, сидел мышонок, стучал ему хвостиком по спине и тихонечко, жалобно пищал что-то.
- Ничего, ничего, мы эту ч... - он хотел сказать "чертову", но вовремя остановился. - эту крысы. Мы ее обхитрим: мы все равно убежим... Нет, сначала вернем прежний облик, а потом уж убежим.
Вскоре усталый Сережа заснул и снился ему ночной, весенний лес. Журчал ручеек, звездной дорожкой залегший средь младых, ненадолго заснувших деревьев. На лунной глади круглого озера, на большой кувшинке, свесив хвост в воду лежала, разглядывая Луну русалка; изредка средь спокойствия небес пролетали падучие звезды.
Сережа, не торопясь никуда, ни зачем не гонясь, шел по этому, открытому вечности лесу; иногда останавливался и прислонившись спиной к коре долго созерцал, сливаясь с этим лесом; пытаясь постичь - что же это за простор над ним... И не мог постичь, от чего восторженные мурашки бежали по коже его.
* * *
- Просыпайся! А ну поднимайся! - заскрежетала у его уха крыса.
Сережа открыл глаза и понял, что служит ей уже более пятнадцати дней: пятнадцать то дней он сосчитал точно, а потом и сбился со счета - такими эти дни были однообразными и уродливыми.
Каждое утро будила его старуха, бросала кусок проплесневевшего сыра, который Сережа, не смотря на сильный голод мог есть только маленькими кусочками, отчего его сгорбленная фигура, стала совсем уж тощей.
По подземной норе она вела его к решетке; выглядывала - нет ли кого поблизости, поднимала ее и выпускала Сережу на закуток станции.
И вот этот, потемневший, одетый во рванье, сгорбленный мальчик, совсем не похожий на прежнего Сережу - только глаза остались прежними - целый день он ходил по электричкам, жалобным и громким голосом просил милостыню; причем старался так как знал, что, если не соберет столько-то монет - так старуха изобьет его своей темной, кривой палкой - изобьет сильно, до крови, как было уже несколько раз...
И несколько раз он видел людей в которых он признал охранников своего отца, видел он и своего отца (мать в это время лежала в горячке).
И так ему хотелось закричать: "Это я, Сережа!", убраться из этих, грохочущих, душных подземелий; но он понимал, что отец его не узнает, но только опечалится еще больше - а отец, был сейчас небритым, да и одежда, обычно блестящая; вычищенная до блеска, теперь была мятой; глаза покраснели от бессонных ночей.
Он выкрикивал:
- Мальчика ли не видели... - и описывал Сережу; раз они встретились глазами - Сережа побыстрее отвел взгляд, но отец подбежал, поднял его за подбородок; прошептал что-то отчаянно и пошел дальше... У Саши потом потекла кровь из носа и долго не хотела останавливаться.