- Ну же уходи, старая, довольно ты свистела да морозила! Звезды, звезды...
И звезды засияли; метель вдруг оборвалась, вместе с обессилевшим северным ветром рухнула куда-то к земли, уползли последние рваные тучи, и вот уже засиял за окном сказочный, озаренный месяцем пейзаж: за белой рекой, гладкими серебристыми раздольими спали перед утренним пробуждением поля и дальше леса озаренные небесами...
Сережа понял, что не сможет заснуть, зная, что за окном его такая красота, такое раздолье, такие звезды, такие дороги под этим небом! И еще он вспомнил, как в прошлом году он с мамой ходил в зоопарк, там в одной застекленной клетке сидела тропическая птица и люди стояли и смотрели на диковинку, теперь он почувствовал себя этакой птичкой за стеклом, этакой диковинкой необычайной, на которую с удивлением смотрели все эти бескрайние просторы. Он осторожно открыл дверь на балкон и вышел из своей клетки; выгнулся над улицей навстречу лесу, протянул к нему руки, и не опасаясь уже, что его услышат, закричал со всей силы, срывая свой и без того хриплый голос:
- Светолия!
Потом замер, с наслаждением вдыхая морозный, свежий воздух; вдохнул так, что заболело в груди и выдохнул со всех сил:
- СВЕТОЛИЯ!
Эхо заметалось среди городских стен и вскоре затухло где-то вдали, а вот на самой окраине леса будто бы белая свеча зажглась, пошла медленно и услышал Сережа голос далекий-далекий будто из омута долетающий, будто через преграду невидимую рвущийся, он выгнулся до пояса, рискуя упасть со своего восьмого этажа на мостовую.
Конечно этот голос нельзя было спутать ни с каким иным: то Светолия, или, как он ее звал - Светолия пела колыбельную, тихие слова мягко касались его ушей - все там было про спокойный и долгий сон, когда тихо шелестят листья на деревьях, когда спокойно на земле и из безбрежных звездных глубин спускаются на серебряных кораблях сны, веют огромные облачные паруса, и высоченные дворцы высятся над лесами, над водами рек и озер, и крылья легкие раскрыты за спиной.
Далекий голос Светолии понес Сережу обратно в комнату, прикрыл за его спиною балконную дверь, пронесся по комнате, а он, легкий словно перышко, уже падал в кровать... нет летел к сияющему сыну солнца - Перуну, подставлял лицо его мягкому, сильному свету и вдыхал солнечное пение. Он смеялся, и сон был крепок - всю ночь целительный мед разливался по его телу...
* * *
Солнечные лучи, теплые пушистые, зовущие разбудили его следующим утром, только поднялся с кровати - сразу бросился к окну, увидел лес, белые поля, по которым уже кое-где спешили первые ручейки; он засмеялся, чувствуя, как все в нем рвется пробежать сквозь эти поля, навстречу со Светолией.
Он быстро оделся и прошел на кухню.
- Да ты никак выздоровел? - устало улыбнулась ему мать, а он и впрямь выглядел совсем здоровым, будто и не было никакой болезни, будто дни эти он провел на свежем воздухе.
- Да, мама. Я совсем, совсем выздоровел. А теперь я должен пойти погулять. - сказал он голосом столь уверенным, столь здоровым, что мать и не нашла, что ему возразить - он и впрямь был здоров.
И через несколько минут, позавтракав, он уже бежал по мосту; еще через несколько минут, запыхавшийся, но смеющийся, перепрыгивал через многочисленные уже ручейки, звенящие на ясном поле. И еще не добегая до леса он подняв голову к небу закричал громким, свободным голосом:
- Светолия! Светолия!
И она уже, светлая, с венком из подснежников, белая, словно береза, стояла у края леса, улыбалась ему.
- Здравствуй, помогла ли тебе вчерашняя моя колыбельная?
- Да, ты настоящая волшебница, ты исцелила меня! - с восхищением разглядывая ее озаренный солнцем лик, сказал Сережа.
- Ну, пойдем. Сегодня я покажу тебе подземные хоромы, познакомлю с некоторыми жителями этого леса, а пока, если хочешь, расскажу тебе историю, которую вспомнила сейчас, когда ты молвил про исцеление. Случилось это в дальнюю годину, на земле Русской. Посаженный в тот год дуб возрос бы за это время в великана могучего, которого бы и десять человек не обхватило. Тогда и городов каменных не строили, только деревянные...
- Расскажи! Расскажи!
- Ты зовешь меня теперь Светолия? - улыбнувшись спросила лесная царевна, подняв лик, к спускающимся между ветвей, частым световым колоннам.
- Да... но если хотите, буду звать, как вы сказали.
- Нет, нет - зови, как хочешь - мне это имя понравилось. А меня люди по разному звали, каждый, кто, как увидит, так и называл. Вам людям свойственно обозначать каким-то звуковым созвучием что-либо. Вот сколько вас Саш в этом городе, а ведь каждый Сережа совершенно не похож на другого Сережу, каждый целый мир в себе несет...
Она улыбалась и глаза ее, погруженные в солнечный свет сияли.
- А история? - напомнил Сережа.
- Да, конечно. Я просто вспоминаю... как давно, как давно это было! ослепительные слезы вспыхнули в глазах ее. - Был такой же день ранней весны и тоже прошло последнее ненастье, только лес был несравненно больший...
* * *
Лучезар почувствовал, как что-то теплое, должно быть солнечные лучи, коснулись его густых, русых волос. Чувствуя, горячее жжение в разодранном кабаном боку, с трудом приподнял голову: и впрямь он лежал на залитой теплым солнцем полянке, плотно окруженной старыми, раскидистыми тополями. На полянке снег уже сошел и в центре нежной россыпью поднялись подснежники.
"Эх, надо же было так оплошать. Такого кабана опустил!" - Лучезар хорошо помнил эту последнюю охоту, пошел на кабана один, без лука, с одним только отцовским кинжалом в руке, хотел принести домой большого зверя, чтобы доказать, что он уже настоящий мужчина - а то ведь уже двадцать лет, пора и имя свое прославить. Кабан попался здоровенный, едва ли не с Лучезара ростом. Юноша выжидал его на ветвях, и бросился на зверя с верху, хотел перерезать кабану глотку, но зверь вывернулся, распорол юноше бок и убежал: "Никто не знал, где я охотился. Никто не найдет." - он попытался подняться и заскрипел зубами от невыносимой боли; вновь пробежали в густых его волосах солнечные лучи и неожиданно девичий голос молвил:
- Полежи ты спокойно, добрый молодец. Сейчас брат мой Ворон-воронович, целебных трав из кладовой моей принесет, я твою рану и заживлю.
- Дай же взглянуть на тебя, красна девица. - Лучезар простонал.
- Так и я на лик твой, добрый молодец, взглянуть хочу, да нельзя; лежи, как лежишь.
Прилетел тут ворон, в клюве мешочек с травами целебными принес, разгорелся костерок, целебным варевом повеяло - тут и заснул Лучезар.
А очнулся он уже в горнице: глядь за окошечком, озерцо, по нему льдины последние плавают, а на них лебеди сидят; глядь по сторонам - во горнице, все светло, да прибрано, на стенах шитье висит, то на полотнах, как наяву вышиты то виды лесные, то поля просторные, то облака - только что не плывут, а так - словно живые. А у кровати его сидит за рукодельем девица такой красоты, что не в сказке сказать, ни пером описать; сама в платье кружевном, светлом; а волосы светлые точно нити, из которых облака сшиты.
Как увидела, что очнулся Лучезар, так и спрашивает:
- Как ты жив здоров?
Засмеялся Лучезар:
- Да я совсем здоров! Теперь бы спасибо кабану тому сказал - не распорол бы он бок, так не встретились бы мы с тобой, краса! Как же звать тебя?
- Березой зови - мать моя береза; березы сестрички мои, птицы да звери лесные - братья.
Подивился Лучезар:
- Ну что ж - будь по твоему. Буду звать Березой.
Тут слово за словом - разговорились они и узнал Лучезар, что живет Береза в лесу без людей; колдовству учится у духов лесных, а по ночам ткет полотна.
- Что же ты одна живешь, пойдем к нам в деревню, живи в нашем доме, места для всех хватит и родители обласкают тебя, спасительницу сына.
- Нет, нет. Не зови, страшусь я с людьми жить. Всего милее мне спокойствие лесное, и тебя спасла из жалости я... - потупилась тут Береза.