Не желая капитулировать, руководство школы создало музыкальный дисбат школьный хор мальчиков, посещение репетиций которого сделало принудительным. Спасти от него могли только ангина или возрастная ломка голоса. А чтобы утвердить и подчеркнуть аполлонический характер мелоса, репертуар хора включал исключительно великодержавные хоралы и несколько умильных песенок, вроде "Пусть всегда будет солнце!" или "На дороге чибис" (которого в глаза никто не видел). Хор полезен был дирекции участием во всяких смотрах и торжественных концертах. Ответственные дяди и тети желали видеть надлежащее выражение на лицах учеников и педагогов советских школ.
Мы же были маленькими дикарями, индейцами и пиратами, сквернословами, пердунами, мастурбантами, сачками, отчаянными лгунами и лицемерами. А как еще мы могли отстоять и утвердить хотя бы крошечную территорию свободы, размером со школьный туалет, превращенный в курилку, или задворки школьного двора, где можно было играть, начертив круг на земле, в "ножички", писать на стене или вырезать тем же ножичком непристойности, а также предаваться другим важнейшим занятиям, которых у школьника всегда столько, что одной жизни не хватит всё переделать? Футбол - раз, рогатка - два, пересказать фильм при помощи одних междометий, мимики и жестов - три, мена всего на свете на всё, будто до изобретения человечеством эквивалента в виде денег, четыре, ну и так далее: филателистические страсти и девичьи пухлые альбомы с фотками киноартистов, переписка с пионерами и школьниками всех стран (учителями это занятие всячески поощрялось и пропагандировалось, поскольку все свободное время в таком случае поглощалось писанием натужных и вздорных реляций и служило делу прославления Страны Советов). А на уроках - в "балду" и "морской бой", переговариваться с сидящими в другом ряду на выдуманном "языке глухонемых" (а дома в своем подъезде - морзянкой по батарее отопления), где-то найденная бутылка с неотбитым горлышком - целое состояние, здесь уже походом в кино пахнет на утренний сеанс! В начальных классах - на "кинушко про войнушку", "Великолепную семерку" и "Три плюс два" (Васька хвастался, что посмотрел его за год 17 раз), позднее - на "Трех мушкетеров", "Скарамуша", "Привидения в замке Шпессарт" и "Фантомаса", а девчонки - все больше на "Анжелику", "Королеву Шантеклера", "Шербурские зонтики", и наконец, уже вместе, держа ее замерзшие пальцы своими взмокшими, - на "Мужчину и женщину" и другие, с надписью на кустарной киноафише "Кроме детей до 16 лет". (Как-то в восьмом классе мне "нa спор" продали даже презервативы в аптеке, в тот же день надутые проигравшим Васькой на своем балконе - на глазах у заинтригованной симпатичной соседки из дома напротив, судя по преувеличенному бюсту, уже делавшей "это".)
В кинотеатры до знакомства с девчонками я почти не ходил почему-то. Не чаще, во всяком случае, чем родители в гости. Но я обязательно хочу здесь вспомнить не кино, ослепившее нас с приходом французского цветного середины 60-х годов сочными красками, обилием солнца, заворожившее мелодиями и обаянием героев - красивых, веселых, сентиментальных и кокетливых ровно настолько, насколько в этом нуждается подростковый возраст, - я хочу вспомнить момент выхода из кинотеатра. Особенно летним вечером: отработанный воздух грез в кинозале, всегдашняя толчея в дверях, и, еще ничего не соображая, ты оказываешься вытолкнут в головокружительную прохладу сумерек с шевелящимися кронами деревьев над головой. Весь цвет, все визуальное богатство, пряные ароматы и звуки чужой, бесконечно привлекательной жизни улетучились, впитались простыней экрана с несколькими наложенными латками. Но грудь зрителя еще вздымается - его внезапно пробудили от сна контролерши в красных нарукавных повязках, распахнувшие двустворчатые двери, и он должен освободить зал, уже осаждаемый нетерпеливой толпой других счастливых обладателей билетов, которые по лицам выходящих пытаются угадать, что их ждет, а некоторые, самые несдержанные, задают нескромные вопросы: "Ну как кино?". Выходящие не любят, как правило, отвечать. Ты что, сам не видишь красный фонарь над входной дверью?! Сейчас твое воображение отымеют так, что, вернувшись по хоженым-перехоженным улочкам города в свою квартирку, с женой под руку или один, ты должен поскорее поужинать чем-то разогретым и лечь спать, если не хочешь. А ты не хочешь - вот и не спрашивай тогда. Много будешь знать, скоро состаришься.
Была такая наивная игра в те годы, основанная на доверии: закрой глаза - открой рот! Могли и фантик положить, но предполагалось, что на язык тебе положено будет что-то столь нежного вкуса, что для полноты наслаждения лучше отключить все другие органы чувств, - сюрприз. Глупый вид, но так примерно выглядели мы все - кинозрители тех лет.
Синтетические плащи "болонья", такие же рубашки и зимние полупальто признак достатка и предмет зависти. Дубленок было несколько на весь город, хотя кто-то одевался, конечно, из посылок от заокеанских родственников. Самый известный в городе "штатник", служивший кассиром в сберкассе педераст Алик, курил только американские сигареты и носил замшевые желтые ботинки с бахромой и такого же цвета широченные клёши. Работавшая в гостиницах с приезжими и стильно одевавшаяся проститутка Ляля, с точеной фигуркой и матерком на устах, как-то поразила воображение наших одноклассниц, прогуливаясь весь день по городу с полосатой детской юлой в руках. Все следили за модой и отчаянно страдали от гримас ширпотреба: только кто-то раздобудет, достанет или привезет откуда-то что-то самое-самое, как в считанные дни, недели, месяцы слоняются по улицам отряды девиц и молодых людей в этом самом-самом. Как можно было прожить без сапог-чулок - едва жизнь свою не проворонили! А без парика? Это же всегда готовая прическа под рукой! Или без обуви на платформе и сетчатых колготок? А хрусталь! "Мы с самого утра здесь в очереди, уже и настоялись, и наплакались!.." Счастливица в съехавшей набок меховой шапке, прижимая к груди драгоценное приобретение, растерянно улыбается всем, будто после контузии. Зато почти у каждого был свой портной и другие "свои": мясник, продавец, билетер, завмаг, врач, милиционер или, на худой конец, хотя бы грузчик книжного или овощного магазина. Все это так мелко и жалко, что мне опять хочется закопать этот то ли воскрешаемый, то ли эксгумируемый мной мир. Закопать бесповоротно.