Если нас завели не туда, я не требую возврата на прежние рельсы, пусть молодежь этим занимается, я прошу материальной компенсации за моральный ущерб, власть должна нести ответственность за свои ошибки и, во-первых, вернуть комсомольские и партийные взносы хотя бы после моей смерти детям и внукам".
Щель смотрела на него. Надежда исчезала в тумане, таяла на глазах, он сник, вино показалось горьким. Только сейчас понял, как верил в отца, всегда верил, причин не верить не было, отец всегда исполнял его желания. Не на что жаловаться, кроме того, что он постарел и стал немощным. О перестройке они не говорили, отношения были уже не те, сейчас в их партячейке считают те времена контрреволюционным переворотом.
Петр ничего не замечал, с отцом уже не общался, выживал, как мог, брался за любую работу, но для глухого работ было мало. Зато Алиска неожиданно стала процветать, а ведь ей еще двадцати не было. Тогда они раскручивались вдвоем с Коцо. Он был женат на Ирине, какие отношения с Алисой, Петра не интересовало, а хоть бы любовники, работали от рассвета до заката, продавали овощи, рыбу, мясо, потом их пути разошлись: Алиса стала продавать промтовары, а Коцо попал в струю: помощником депутата горсовета и после очередного передела собственности стал владельцем культурного центра.
Так было, а Петру лекторы из Москвы втюхивали, что другого пути нет, что иначе мы все погибнем от голода и холода.
Поверил ли отец? Скорее быстро сориентировался, чтобы быть в первых рядах, опыт подсказывал: отстающих отстреливают, чтобы не мешали шагать в ногу.
Хотелось горячего чая, крепкого, свежезаваренного, но электричества все еще не было. Нужно ждать, когда ветер перестанет наматывать провод на ветки дерева. На одной ноге не спуститься: ступени скользкие, как бы другую ногу не сломать. Вода в чайнике есть, обойдется, еще не съедены пирожки с картошкой, но в горло не лезли, чаю бы.
Сидеть он не мог, кое-как оделся и выполз на крышу. Веры не видно, нарушился привычный порядок, ведь должна знать, что он сломал ногу, нужна помощь, не похоже на нее. Вот и Саня появился на крыльце. Петр, держась за трубу, застучал по крыше костылем, - услышал, поднял голову, улыбнулся, помахал рукой. Скрылся в доме, вышел с пластмассовой бутылкой вина, показал пальцами, что идет к нему. Петр приложил ладонь к сердцу, поклонился и в изнеможении прислонился к трубе, стало легче. Саня быстро поднялся по лестнице, ступени мокрые от растаявшего снега, но уже не такие скользкие.
"Где Вера?", - спросил Петр, приняв вино. Саня согнулся и прижал ладони к правому боку. Понятно, приступ печени.
Что ж, вино даже лучше чая. Жизнь прекрасна и удивительна, нога уже не болела, и появилась надежда, что в записях что-то есть, что-то такое, пусть не на миллион, но на приличную сумму. Под санино вино Петр продолжил чтение:
"Медицинский диагноз: ишемическая болезнь сердца, атеросклеротический и постинфарктный кардиосклероз, склероз сосудов головного мозга, катаракта глаз, я нетранспортабелен, нуждаюсь в постороннем уходе". Дата: 1975, отцу 66 лет, моложе Петра.
В тот год отец начал проводить канализацию, соседи его не поняли: что за необходимость, привыкли по нужде ходить в ведро, а потом выплескивали на огород, и вот такие помидоры росли.
В их огороде тоже росли гигантские помидоры размером с дыню - колхозницу, любимый сорт матери, их надо было подвязывать, чтобы не ломались ветки. После того, как появилась канализация, пару раз покупали навоз, но дорого, сейчас собирают только мелкие абрикосы и кислый виноград. И розы, много роз, их разводит дочь.
Отец начал копать траншею у дома, почва скалистая, приходилось бить кайлом, Петр заволновался, - после двух инфарктов. Но отец недаром был много лет руководителем, - заявил, что канализацией будет владеть единолично. Тогда заволновались соседи, забегали, сбросились на экскаватор и трубы, даже что-то приплачивали, чтобы он высиживал в длинных и темных коридорах очередную подпись под разрешение подключиться к городской канализации. Седые волосы, гладкое худое лицо, добрая улыбка, - он производил хорошее впечатление на чиновников.
"Советская власть есть власть фактов", - прочитал он и взглянул на часы, если явится Ефим, что делать, показывать или нет эти бумаги. Показать надо, но лучше не спешить, как-нибудь позже, когда сам разберется.
Друзей в городе отец не нашел. Военные пенсионеры собирались на скамейках и вспоминали Египет, Порт - Саид, Порт - Фуада, Карибский кризис, - дружественные похлопывания, глаза загорались как у молодых.
Выпить не с кем, жаловался отец, трезвенником он не был. После того, как попал первый раз с приступом в кардиологию, бросил курить, но не пить. У него всегда была припасена в графине из розового стекла водка, настоенная на лимонных корках.
Петру что-то было нужно в родительской половине, он вошел в комнату и наблюдал, как отец прополз по ковру в сторону серванта, шустро так, достал бутылку водки и хлебнул из горла, довольно крякнул и опять приложился.
- Батя, ты чего? - спросил Петр.
- Чего, чего, сердце болит, ходить не могу, качает, попросил у Муры налить стопочку, не захотела, - пожаловался он.