По молодости Елена обзывала Алексея онанистом, но замечен не был. Немного был влюблен в нее, считал красивой, удивлялся, что Петр перебрался на крышу. Как объяснить, что при ней тесно, тяжело дышать, будто от ее присутствия весь кислород как ветром сдувало.
Помнится, сидели во дворе Алексея, пили пиво, его жена Зина подкладывала закуску, Петр объяснял, что в женщине с возрастом ценится ум, а тут, во что ни ткнись, неразумная масса. Алексей попытался понять, от напряжения побелел, выступил пот на лбу, махнул рукой и сказал: "Ты, Петро, дурью маешься, а ведь мог быть счастливым с такой бабой. Эх, мне бы". Зина обняла мужа, погладила по голове, а Петра упрекнула: вся улица уважает Елену, зачем он так. Петр позавидовал Алексею. Зина коз держала, но мужу не помогало.
Елена не встает с ноября, как похолодало, только стучит. Дочь приезжает варить пельмени и заваривать чай. В последнее время ставит на полку термос с едой и термос с чаем, Елена легко дотягивается, но за туалет отвечает он. Спасибо Алисе, купила унитаз, зять поставил рядом с диваном, благо, частный дом, ставь, где хочешь. Елена на костылях сползает с дивана, и Петр помогает с посадкой на унитаз. Нужно следить, чтобы не промахнулась, маловероятно при ее габаритах, но случилось однажды, отвлекся, и она застряла на полу между унитазом и диваном, не мог вытащить. Соседей помочь не позовешь, догадался диван на бок поставить. Крику было, лицо красное, злое, по щекам текут слезы, рот широко раскрыт, правда, слышал только писк. Люди собрались под окнами, женщины стали креститься, мужчины посуровели, обнажили головы, думали, конец Елене. Он вышел успокоить. Алексей сильно возбудился, Петр по жестам понял, возмущался, почему его не позвали, эх, - махнул рукой и скорым шагом удалился.
С Еленой все ясно, но Зоя настораживала. Не замуж ли собралась? За кого бы, Петр в свои семьдесят в партячейке самый молодой. Она не скрывала, что вдовцы предлагали руку и сердце, цвела и пухла от переизбытка серотонинчика с дофаминчиком в атмосфере всеобщего обожания. Царствовать ей никто не мешал. Постарела, потолстела, а все также умеет привлекать мужчин, не женскими чарами, так намеками, что владеет тайнами, есть источник, приближенный к власти. Он знает, это не так, всего лишь какая-нибудь переиначенная чушь из телевизора с криминальным душком, запретил бы вместе с ведьмами и колдунами, но ведь купился. Да еще в такую погоду.
С наступлением холодов, непривычных для декабря, да еще снег, он не слезал с крыши, только согреть воду для чая, сварить на скорую руку овсянку или картошку в мундире и помочь жене. Елена расщедрилась, к чему бы это? предлагает то сосиску, то кусок курицы. Он не отказывается даже от варенья, хотя от сладкого болят зубы.
Из-за сильных ветров пропадает свет на крыше. Но и когда был, электроплита долго разогревалась, будто раздумывала, надо ли ей это. Петр включал - выключал, дергал за шнур, иногда помогало, чаще нет. Если бы все к черту сгорело, он бы что-то делал. Ефим подсказывает, будто он не знает, что все дело в электропроводке, ей полсотни лет, пора менять, новая плита может взорваться вместе с лампочками и предохранителями. Это как старому жениться на молодой.
Петр предположил, что в сети падает напряжение, Ефим не согласился: после блэкаута в пятнадцатом и восстановления электросети никто не жалуется на перепады, в серьезной стране теперь живем. Да, конечно, Петр не спорит, но он живет на крыше и имеет ввиду локальные недостатки, а именно, плохо натянутый провод от столба при ветре задевает ветки деревьев, искрит, поэтому свет то отключается, то появляется. Зять обещал исправить, но то время прошло.
Тащиться на свидание в такую погоду не хотелось, но выглянуло солнце, ветер успокоился, даже не верится, что дул всю ночь. Он спал тревожно, просыпался, выглядывал в окно и в свете фонарей наблюдал, как снежная пыль на большой скорости неслась параллельно дороге.
Елена увидела со своего дивана, как он спускался по лестнице, замахала рукой, нельзя было не зайти. Помог с туалетом, от завтрака отказался, на пороге оглянулся, смотрела подозрительно, будет звонить дочери. Та прискочит, попытается прорваться в мансарду, ни конца, ни края, покой нам только снится. Сколько еще мучиться? Отец прожил восемьдесят один год, его отец - девяносто, отец деда - сто. По арифметической прогрессии Петр может не дожить до своего дня рождения четвертого января, от силы еще год с небольшим, но не больше. Зоя уверяла, что семерка несет в себе глубокий мистический смысл: перевалил за шестерку, жить будешь долго, если не сглупишь и не влюбишься в какую-нибудь, сам понимаешь. Он отмахивался, какие женщины, по старческой немощи душа - стоячее болото, вроде течет, но незаметно, по каплям. Ефим не согласен: после шестидесяти время убыстряется: уснул - проснулся, десять лет долой. Как в тюрьме, где ничего не происходит.
В его жизни тоже событий мало, может, поэтому в такую погоду поскакал на свидание.
Зоя стояла в начале улицы, на виду у соседей, сходу стала митинговать пожалел, что аппарат не оставил дома, какая-то чушь, поток сознания: сын - дебил, олигарх - недоумок, она страдалица.
Бабе захотелось прогуляться вдвоем, поманила толстым пальцем с ярко-красным маникюром, он и поскакал козликом. Чтобы соседей не возбуждать, предложил проехать на троллейбусе до моря, недалеко, через остановку. Она разворчалась: опять в этой серой куртке, думаешь, грязь не видна, где-где, на рукаве, вокруг карманов, суешь грязные руки, сколько лет этим джинсам, не догадывался, что их тоже стирают? о, ужас! ботинки нечищенные.
Спешил на свидание, не успел почистить, зато бороду расчесал, а будет себя хорошо вести, покрасит хной. Как тебе рыжебородый Петр?