Зато она разоделась, загляденье, переливалась всеми цветами радуги. Он потащил ее по задворкам. На них оборачивались, со стороны, наверное, казалось, что старушка подцепила бомжа.
Удалялись от дома, и ему становилось все легче, будто ослабевали удушающие семейные узы.
На море штиль, он подошел к самой кромке и замер: солнце, отразившись в оконных стеклах, горящей полосой легло на воду. Подул ветерок, и световая дорожка исказилась, повторяя движение волн, будто передразнивала. Но главное не это, он четко увидел, что не мгновенно падала на воду, а чуть-чуть отставала.
Между отражающим и отражаемым разрыв, раскол, щель, неважно, как назвать, важно, как устроен этот промежуток, чем заполнен. Что там? У Петра есть далеко идущая гипотеза, с выходом на актуальную тему бессмертия. Но додумать не успел, Зоя взяла его под руку, развернула к себе, приблизила лицо, чтобы он считывал с ее ярко накрашенных губ, и завелась: сын требует размена или денег за половину жилплощади.
Ее не переслушаешь, он не выдержал: "Чем думала, когда рожала?" - "Ты о чем?" - удивилась она. "Темпераментная ты моя, надо голову иметь на плечах", - вырвался из ее цепких рук, шагнул к воде и ступил на скользкий камень. Нога подвернулась, он упал и почувствовал резкую боль.
Зоя быстро сообразила, вызвала скорую. Пока ждали, в ухо прокричала, сам виноват, она бы удержала, крепкая, свободы захотелось, старый, должен слушаться, старикашка ты мой неразумный. Он в ответ только стонал.
Когда на такси приехал домой с гипсом на ноге, с костылем и с пакетом еды (Зоя купила в киоске у травмпункта), дочь и жена уже знали, что встречался с ней. Визгу было, орали дуэтом: Алиса на крыльце, Елена со своего лежбища на веранде. Слух вернулся, видимо от шока и лекарств, как будто прорвало плотину, и хлынул мутный поток нецензурных слов, из которых проститутка звучало приличнее всего.
Он пожалел о том дне, вернее, вечере, когда вдвоем с женой пили шампанское, и ему захотелось облегчить душу, знал ведь, чем кончится, но не удержался, рассказал, что привел Зою в партячейку, и она сходу трахнула председателя Сан Саныча с застарелым простатитом.
Елена поделилась с Алисой, обе добавили красок, что было и чего не было, при других обстоятельствах он бы посмеялся над их осведомленностью, но не со сломанной ногой. Прислонился к стене, костыль упал, пакет с едой вывалился, по земле рассыпались пряники и пирожки, от отчаяния потекли слезы. Егор увидел, поднял костыль, подставил плечо и потащил к лестнице. Впереди Егор, за ним Петр, замыкала Алиса. Первая переступила порог и завелась:
- Срач развел! Я так и знала! Где твоя подружка - коммунистка сраная? Сбежала? Пусть сиделку находит. Если считаешь, что я буду за тобой ухаживать в этом свинарнике, ошибаешься, я не хочу заразу подцепить. Или мы выкидываем весь хлам, или ты лежи тут голодный.
Слух вернулся, чтобы удостовериться: ничто в мире не меняется, под крики дополз до дивана, лег с помощью Егора и попросил увести Алису. Немного погодя поднялся, опираясь на костыль, действовал неумело, закрыл дверь на ключ, подергал, - надежно.
Ночью опять похолодало, падал снег, все замело, он долго смотрел в окно, картина завораживала, как в детстве, когда еще лежал в постели, слышал материнский голос: "Вставай, снег на улице, как красиво", вскакивал и смотрел на вдруг побелевший двор, такой чистый, такой торжественный. К вечеру появятся следы ног, собачьих желтых струй, дворники расчистят дорожки, но первое впечатление осталось на всю жизнь.
Утром съел пряники и пирожки, хлеб с сыром, запил водой и стал ждать Зою. Клонило в сон, поэтому решил замок открыть, иначе до него не достучаться. Спал не спал, заболела нога, поднялся за таблеткой, только стал запивать водой и поперхнулся, потому что услышал шум машины. Таблетка упала на пол, замер в ожидании, шум прервался у ворот, приехали дочь с зятем.
Услышал, как они подъехали, как вошли в дом, снизу донесся пронзительный голос Алисы, тоном ниже, но также громко ответила жена. Слов не разобрать, но ведь слышит.
Зачем они приехали? На колесах с летними шинами в такую погоду. Егор водит неуверенно, после того, как врезался в дерево, первый раз сел за руль новенькой японочки цвета кофе с молоком, перед в гармошку. Не мог выбраться, это спасло от смерти: если бы Алиса вцепилась в него в тот момент, задушила бы. Помог Алексей, слабый, нервный, больной, но справлялся с любой заковыркой. Егор выбрался и спрятался за спину тещи. Дочь слезно голосила и причитала, собрались соседи, кто-то совал визитки ремонтных мастерских, кто-то советовал самой учиться водить, криков было, что не услышать невозможно даже ему, глухому тетере, образным языком жены.
Машина долго стояла в ремонте, все не хватало денег, да еще дочь решила перекрасить в красный цвет. Жена не поняла, в чем прикол, Петр объяснил: кровь незаметнее. - Чья? - Пешехода. Дочь так посмотрела, что он умолк. Римский профиль матери, но у дочери чуть подкачал невыразительный подбородок, голубые глаза от него, темно-русые волосы тоже его, когда-то были, но Алиса зачем-то портит интенсивно-черным окрасом, тоже мне восточная красавица, да еще линзы: когда она злится, впечатление, что глаза вот-вот выпадут. Все спешит и на ходу отдает приказы. Исполнитель - муж, но впечатление, командует ротой. Своим присутствием вызывает тревогу как темная туча: прольется ливнем, сверкнет молнией, прибьет градом или пронесет.
Лучше с Алисой не пересекаться, перед тем, как спуститься на первый этаж, подходит к краю крыши и смотрит, не стоит ли машина под навесом. Если не стоит, то в целях безопасности, мало ли, может, приехала на маршрутке, окликает соседку Веру, она показывает: скрещенные руки - сиди на крыше, разведенные в стороны - путь открыт.