Защищен со всех сторон, еще поборется, нога в гипсе - не повод сдаваться. "Мы рождены, чтоб сказку сделать былью", - пропел он, не слыша собственного голоса.
Грохнула десятикилограммовая гиря на металлический поднос - звонок собственного изготовления. Рычаг, приводящий чудо-изобретение, замаскирован над дверью, знают только друзья. Это Зоя, недаром запел, почуял как собака. Поскакал, но костылем управлять еще не научился, чуть не ползком, открыл, не ошибся. Вот и она, в сером пуховике и теплых сапогах, тяжело переступила порог, улыбнулась ему, довела до дивана, уложила, взяла со стола слуховой аппарат, села рядом.
- Я думала, ты внизу, только сунулась, толстая дура разоралась, покоя нет, шастают, дала бы по мозгам, - передразнила она Елену, - Ой, что я тут расселась, ты же голодный. - Достала из сумки бутерброды с пахучей колбасой и сладкий компот из клубники. Все забывает, что он не любит сладкое. Разбавила водой, цвет поблек, вкус не приторный, порывшись в сумке, вытащила пирожные. Он отказался. - Не хочешь, не надо, сама съем, - поставила на стол трехлитровую банку меда и стала выкладывать поверх папок и бумаг многочисленные банки и баночки. - Все тебе, когда еще Ефим приползет.
Он лежал и наблюдал, как она резала овощи, обильно поливала майонезом и перемешивала, готовила бутерброды с сыром и колбасой, прикрывая сверху помидорами и зеленью. Вкусно, но без чая не в кайф.
-Ладно, схожу, - Зоя взяла чайник и вышла.
Петр прислушивался, громких звуков не было, так, бормотание. Вскоре вернулась.
- Как приняли?
- С Алиской столкнулась у калитки, она поднималась на крыльцо, Ленка опять разоралась. Делаю, что должно, остальное по барабану.
- Целеустремленная ты моя, дверь закрой, Алиса уже делала попытку прорваться.
Ему нравилось смотреть, как она аппетитно ела. Не спеша, с удовольствием, даже лимон не смог бы стереть с ее лица блаженство. Точные движения, как у дирижера: вот разрезала помидор на тонкие полукружья, вот густо присыпала мелким укропом, помнит, что у него зубов почти не осталось.
Жена ела урывками, во время обеда все больше стояла у плиты, разогревала, раскладывала по тарелкам, что-то совала в рот. Все второпях, спешила, то к телевизору, то на крыльцо, то еще куда-то. Хотела похудеть, поэтому не садилась вместе с ними за стол и, кусочничая, переедала.
Зоя успевала наслаждаться и подкладывать что повкуснее на его тарелку.
- От тебя пойду к Максиму, - сказала она, покончив с желейным пирожным, - он в лёжку из-за погоды, потом к Сан Санычу. Все по плану, Коцо подождет.
- Вот как? Можно так просто уйти с работы и ничего?
Она повела плечом, огладила грудь, живот:
- Ревнуешь?
Он перестал есть и внимательно следил за ее ртом, легко понимал, потому что она старалась, выразительно двигала красивыми губами: верхняя - тонкая, изящно выполнена и нижняя - полная, создана для поцелуя.
- С чего бы, ревновала ты, замуж за меня хотела. Не сбежал, ходил бы ветвистым, - он засмеялся, чтобы снять напряжение.
Об этом не говорили раньше, а теперь можно, больным все можно. На больных не обижаются.
Обтерла губы, жест опрощал, а ведь умеет по-царски держаться, вскинула голову, надменный взгляд из-под опущенных ресниц уперся ему в живот, но от этого не стал менее царственным.
- С чего взял? - прищурилась, будто смотрела на мелкий предмет, - Да, хотела поначалу, а потом нет.
- Это почему?
- По плану, - улыбнулась и тут же стала серьезной, - Я тогда решила зарабатывать, пока молодая, квартиру хотела купить. С тобой бы не смогла. И, ты знаешь, купила. А замуж выйду, как захочу, еще не вечер.
Выйти замуж не получилось ни разу, даже забеременела, родила сына, даже заявления подали в ЗАГС, но жених сбежал. Оставил записку: "Не ищи", - так спешил, что не подписался. Пыталась искать, строила планы мщения, но больше его не видела.
"Зоя не для нервных, не для таких как ты, Петр. Ее царственная простота пугает. Ты струсил, я бы женился", - мечтал Ефим. Жена умерла давно, Петр ее видел однажды, запомнилась улыбка: хорошая, добрая, но внешностью не подходила Ефиму. Он в молодости был красив, на фотографии в их штабе мужественное лицо воин, вся грудь в орденах и медалях. Любил красавицу, спал с ней, а женился на девственнице. Конечно, жалел, но сейчас не струсил бы, смелый стал, терять уже нечего, - этим старость хороша.
Зоя липнет к Сан Санычу. Есть еще Коцо, для нее молод, но кто его знает. Мысли тревожили, он опять вернулся в прошлое:
- Сейчас отнекиваешься, а тогда непрочь была меня захомутать.
- Захомутать не могла? Ошибаешься, легко, опыт был, стреляла без промаха. Передумала, еще до Ленкиного залета. Я вами дергала, как хотела. Вы у меня на ниточке висели, - она растопырила пальцы - сардельки, изображая, как это было.
Так наглядно, что поверил, похолодел, неужели не без ее помощи жена встречалась с этим уродом - подводником? Она могла. Бросило в жар, но нет, хватит того, что ее демонизирует вся партячейка, и он засмеялся.