Отец обещал Василию, что этого больше не случится, пусть не его участок, пусть ругают его, что лезет, куда не просят, но нельзя, чтобы гибли люди.
Дедлих придумает, он головастый. И придумал, на том участке открыли буфет, чтобы в обеденный перерыв не бегали по холоду в столовую и не простужались. Но были недовольные, потому что их лишили доплат за вредность.
Отец рассказывал Ефиму, что был комиссаром батальона (на фронте два месяца до эвакуации завода из Харькова в Нижний Тагил), выступал с последним словом при захоронении (голос у него был громкий). Это был тяжелый период жизни: подчиненные тебе люди погибают, а ты не можешь их защитить. Поэтому сам себе поклялся делать все возможное, чтобы у него не было ни одного смертельного случая, и клятву исполнил.
Петр проникся, Ефим нет, авторитет завоевывается кровью, а такие речи от слабости.
Смерть от угарного газа бывала нередко, и не только на заводе. Сергею можно верить, его мать работала статистиком в горбольнице, число задохнувшихся в среднем не менялось. Смертность, уменьшаясь в одном году, в следующем на столько же увеличивалась.
Трагедии случались в зимние праздники в частных домах с печным отоплением или в садовых домиках, - владельцам садовых участков хотелось отмечать на природе, особенно Новый год.
Такая история случилась со Светланой Гнатюк, секретаршей отца. На Новый год ее пригласила подруга с улицы Зеленой, застроенной индивидуальными домами, тот район называли частным сектором. Наутро пришли знакомые и увидели пять трупов, шестая, Светлана, подавала признаки жизни. Ее откачали. Она долго лежала в больнице, отец навещал ее, информация от Сергея. От него же: врачи давали плохой прогноз, с мозгами не в порядке, жить будет, но недолго.
Отец перевел ее из секретарш в чертежницы на полдня, оформил ее на полный рабочий день, и никто не настучал. Вскоре ее перевели на инвалидность.
В то лето, последнее перед отъездом в Ленинград, она все дни сидела у открытого окна с полуобнаженной грудью и смотрела на небо. Он брал с собой немного сигарет, мать продолжала давать на карманные расходы, но на пачку в день ему не хватало, - останавливался напротив ее окна и ждал. Иногда она замечала его и кричала на всю улицу: "Сынок, угости сигаретой! - Он подходил, она требовала всю пачку, - Тебе курить вредно, мал еще". Никто не смеялся.
Петр все реже видел ее в окне, потом встретил ее мать. "Света угасла", - сказала она и заплакала.
На похоронах его не было, отца тоже, но родственники не обиделись, компенсировал деньгами.
До отъезда Петр прислушивался к разговорам родителей, вдруг мелькнет ее имя, всматривался в отца, как он, переживал или был рад, что, наконец, все закончилось. Ничего такого не заметил, только стало тише, некоторое время не приглашали гостей, субботними вечерами закрывались в кухне, ни смеха, ни песен. Пару раз он видел покрасневшие глаза отца, тот почувствовал его взгляд и сказал, что-то стал хуже видеть.
А ему снился один тот же сон о Светлане. Он в комнате с паркетным полом, застекленная дверь, окно, ослепительный свет, странное чувство, что голубое сияние в нем, прорывается через пальцы, блекнет и слабо высвечивает людей в белых одеждах, белых людей в белых одеждах, во всем белом в белесом окружении. И вдруг яркая женщина в красном платье с белыми лилиями поворачивается к нему, улыбается, ямочки на щеках как у матери, но моложе ее, и волосы темные, машет рукой, ее закрывают белые одежды. Но ненадолго, обтекают ее, как утес в бурной реке, а она смеется и машет ему, - ничего не бойся, я рядом, я с тобой.
16 Валькирии
Когда дочь поступила на психологический факультет местного университета, был такой эпизод в ее жизни, Петр стал читать Фрейда, искал детские травмы, не нашел, шутил: травма в том, что ее не было, он не ревновал мать к отцу. Даже соглашался с ним, что на женщин не надо обращать внимания, если бы их слушали, сидели бы в пещерах. Но со временем понял, всего лишь крылатая фраза, удивила - восхитила и улетела. Отец сам в это не верил, кем бы он стал без женщин. В начале пути его путеводной звездой была Александра. Потом она привела ему мать, спутницу жизни. Были еще кометы, но быстро улетали, только Светлана задержалась, отец не мог ее бросить.
У Фрейда прочитал о бессознательном, оно управляет нами, появляется во снах. Так просто и приятно: спишь и видишь сны, потом роешься в сонниках, даже ленивая Елена увлеклась, главное, не думать, а что она ему говорила.
Попытался разобраться в психотипах Юнга, прошел тестирование у дочери, не все понял, вернее, мало что понял, но интроверта за собой застолбил. Алиса одобрила, похоже: прежде чем ему на что-то решиться, надо подумать, но это не означает, что, подумав, он на что-то решится.
Ефим отказался отвечать на вопросы, ни к чему, лишнее, только развращает человека, все, что мешает думать, развращает.
Как-то спросил дочь, есть ли польза от знаний, ведь диплом психолога недешевый. Алиса раскричалась, какая психология, в голове майки с трусами и наволочки с простынями, она их постоянно перемножает на цены, высчитывает прибыль, каждый день, из года в год, о каком бессознательном он талдычит, надоел. Он посочувствовал, еще классики отметили: бытие определяет сознание.
Приходилось самостоятельно разбираться со своим бессознательным, с внутренними драконами, о них писал Юнг, - стражами у входа в пещеру, где хранится малахитовая шкатулка, а в ней россыпь драгоценностей.