Ну нет, дубравцев я и то уважаю больше, хотя не люблю. А тополяне твои дураляне. Как они там вечно говорят? Легкости вам! Легких мыслей! Ага, в пустых головах все мысли легкие.
Зато у тебя голова тяжелей, чем топор Перуна. Смотри, чтоб не отвалилась.
Если бы мы продолжили спорить, наверняка разругались бы, а то и подрались, как было уже не раз. Я не хотел с ним драться: все равно быстро уложу его на лопатки, я гораздо крупней Богдана, будет потом обижаться. К счастью, Богдан и сам перестал говорить гадости о тополянах, и я заметил, что он пристально смотрит в одну точку.
-
А это кто? - удивленно спросил он.
-
Где?
-
Да вон, повернись. Странная тетка. Кажется, не из наших...
Я обернулся: женщин в лесу было много, как и мужчин. Между деревьями мелькали спины и затылки — березане, довольные исходом обряда, спешили уйти из леса, чтобы покормить детей, да и самим поесть перед работой в поле. Я не увидел никого, кто выделялся бы из толпы.
-
Какая тетка?
-
Исчезла... - Богдан растерянно оглядывался. - Но была! Точно была! Плащ на ней необычный, с вышитой ящерицей. Она пялилась на меня.
-
Ящерица?
-
Тетка. Взгляд был такой, будто ей что-то нужно.
-
Она и правда не из наших, если решила у тебя что-нибудь попросить, - пошутил я.
Богдан пропустил мои слова мимо ушей, он все еще пытался отыскать незнакомку, но так и не отыскал.
-
А сестра твоя куда помчалась? - от взгляда Богдана не укрылось, что Мила, вместо того, чтобы пойти со всеми, бежит в противоположную сторону, вглубь леса. - Небось опять будет бродить среди берез в одиночестве. Чудачка! И не дружит ни с кем.
-
Не твое дело, - отрезал я.
Разговоры с Богданом о сестре я не люблю, они всегда сводятся к тому, что Мила не такая, как все. Нелюдимая.
-
Чудачка, - повторил Богдан. Будто специально меня дразнил, и я в долгу не остался.
-
Злишься, что твое имя для нее пустой звук?
-
Нужна она мне! - тут же взвился Богдан. - Вот докажу, что я — сын одного из богов, локти себе кусать будет.
-
Сперва докажи.
Слова вырвались, я не успел их удержать, а Богдан разошелся:
-
И докажу! Я не трепло! А если ты думаешь, что трепло, не подходи ко мне больше. Понял?
-
Да знаю, что не трепло, - сказал я примирительно. - Я тебе верю.
Мать Богдана умерла, когда ему исполнился год, а отца никто не видел. Велимудру, скорей всего, известна тайна рождения внука, но он хранит ее от всех, и Богдан ничего не может у него выпытать, но сам уверен, что он сын бога, только какого?.. Богдан невысокий, худощавый, волосы у него темные, глаза тоже, нос длинный, губы — тонкая нить. А сыновья богов все до единого златокудрые, круглолицые, широкоплечие, их зовут светозарами. В честь своих сыновей боги и назвали наш мир. Светозары рождаются у берегинь, а если мать — простая женщина, но отец — бог, могут быть и такими, как Богдан. Наверное...
-
Пошли, - буркнул Богдан.
Разговаривать ему больше не хотелось. Мне тоже. Я думал о Миле: слишком часто она стала уединяться и грустить, а что с ней творится, непонятно.
*** *** ***
-
Березонька, миленькая моя! Красавица стройная, белоствольная! Помоги мне, родимая! Забери мою хворь душевную, исцели мое сердце раненое. Чтобы я была весела и беззаботна, и чтоб радовал меня каждый новый день!
Мила произнесла заклинание три раза и привязала к березовой ветке ленту. Хоть бы береза ее услышала! Хоть бы вернула ей радость и покой! Ствол у березы ровный, и дышит она ровно через свои темные черточки, а если дотронуться до ствола рукой и постоять подольше, можно почувствовать, как бьется ее сердце. Значит, береза тебе открылась, значит, согласна с тобой говорить.
-
Плохо мне, березонька, тоскливо. С того самого дня места себе не нахожу.
Тот самый день часто вспоминался Миле. Не зря она не хотела ехать к дубравцам, но отказаться было нельзя — все юноши и девушки поехали, так у них принято: березанская молодежь приезжает на праздник дубовых веток, а дубравская — на праздник березовой коры. Она надела любимую рубаху, узоры на которой вышиты красными нитками, и кожаные башмаки. Мама дала ей ожерелье, а обруч на запястье Мила оставила свой, из красной шерсти. Распустила волосы, нарумянила щеки, думала еще брови начернить, но не стала — пусть будут, какие есть.