Одна рука Джесси прикрывала обнаженные груди, вторая тянулась вниз, к паху. Именно на этой руке Франсуа оставил след от укола; капелька запекшейся крови темным пятном выделялась на белой руке. Глаза Джесси расширились от ужаса… Это ведь был подарок, да?
– Что? Ты думала, что получила этот отличный золотой товар за бесплатно!Ты думала, я могу себе позволить раздариватьего? Ты что, тупая, или как? Ты прямо сейчас дашь мне денег, или не получишь эти замечательные новые одежки, что я купил для тебя и за которые, представь себе, тоже нужно платить. Эй, детка, если у тебя нет денег, ты в большой беде, в очень большой беде… Дело не во мне, девочка, а в парнях, с которыми я работаю. Я боюсь за тебя, очень боюсь. Они очень плохие люди, особенно когда эгоистичные неблагодарные шотландские шлюшки думают, что могут есть, спать и торчать за бесплатно, а платить будет Франсуа!
Джесси не могла вытирать слезы, не обнажив еще раз своей наготы, поэтому они просто катились по ее щекам и падали.
– Послушай, детка, вот что я тебе скажу. Мы можем всё уладить, понятно? Не хочешь, чтобы тебя порезали, и не надо. Если у тебя нет денег, то тебе придется работать, поняла? Повторяю, у тебя очень миленькое тельце. Много ребят любят тощих, испуганных, обдолбанных маленьких девочек. Они очень много заплатят за твой товар. И вообще, знаешь что? Поскольку ты должна мне за укольчик, я могу быть твоим первым клиентом, детка. О да, прямо сейчас.
Новый Скотленд-Ярд
Коммандер Леман впервые оказался в кабинете лондонского начальника полиции, самого высокого полицейского чина страны. Это был пик, самая высокая точка, до которой может дорасти полицейский офицер, – олимпийская высота, с которой тебе могут надавать по шапке.
Коммандеру Леману присесть не предложили.
– Мне не нравятся охотники за славой, Леман, – сказал начальник полиции без приветствия и даже не подняв голову от лежавших на столе бумаг. Он швырял свои реплики прямо на стопку разложенных перед ним аннотированных протоколов. – Я полагаю, что полицейский, независимо от ранга, является всего лишь частью команды. Конечно, он должен проявлять инициативу и думать независимо внутри группы, но снаружи он должен быть абсолютно анонимен. Особенно для средств массовой информации. Мой отец говорил, что имя джентльмена должно появляться в газетах три раза за жизнь. В день рождения, день свадьбы и день смерти.
– Я согласен, сэр.
– Правда? Неужели? Тогда откуда же, интересно мне знать, половина нации знает ваше имя, а, коммандер? Почему же я только сегодня утром получил полсотни запросов из СМИ по одному только вашему делу?
– Я расследовал случаи взяточничества в отделе по борьбе с наркотиками, сэр.
– Вы трясли грязным бельем столичной полиции перед народом, коммандер.
– Нет, сэр. Я не называл имен и не делал никаких особых предположений, и не буду этого делать до тех пор, пока не получу доказательства, а как мне кажется, я, возможно, никогда их не получу. Единственное, что я сделал, – обнародовал очевидный факт, что небольшое число офицеров полиции были подкуплены огромными суммами, полученными от торговли наркотиками…
– Вы сказали, что у вас нет доказательств. Как что-либо может быть очевидным без доказательств?
– У меня нет доказательств, что невидимая сила притягивает меня к земле, сэр. И всё же я считаю, что существование гравитации очевидно, иначе я бы просто отсюда улетел.
Леман знал, что говорить такую дерзость – просто безумие, но он никогда не терпел напыщенности, с которой держались власть имущие.
– Вы позорите имя столичной полиции. Более того, вы излагаете свое личное мнение по вопросам политики перед кем попало.
– Я отвечал на запросы члена парламента своего избирательного округа по вопросу национальной важности. Что я мог ему сказать, кроме правды?
– Ваше мнение не обязательно является правдой, коммандер.
– Вы отрицаете, что в отделе по борьбе с наркотиками существует коррупция, сэр?
Начальник полиции не ответил. Он задумался, словно поглощенный чем-то, что вычитал в лежащем на столе протоколе.
Леман воспользовался этим шансом.
– Сэр! Нынешняя ситуация – это безумие. Полиция не должна молчать. Если мы не скажем, то кто же? Мы находимся на передовой. Если завтра правительство решит объявить войну всему миру, я уверен, что профессиональные солдаты будут считать своим долгом прямо высказываться о непрактичности такой политики. Вы понимаете, что нас просят преследовать все население страны, и я считаю, что это не менее дико. Британия – это криминальное общество! Преступная нация! Как и любая страна.
– Не стоит оттачивать на мне свою эффектную риторику, коммандер. Я читал ваш сайт в Интернете.
– Тогда вы, конечно, согласитесь, сэр, что мы, полицейские, абсолютно не в состоянии выполнять то, что обещали делать под присягой, – защищать закон. Мы не в состоянии этого делать! Единственныеофицеры полиции, которые выигрывают в войне против наркотиков, – это продажные полицейские.
– У вас нет никаких доказательств!
– У меня есть доказательства в виде здравого смысла и человеческой природы, сэр! Вся власть коррумпирована. Если история чему-нибудь нас и учит, то именно этому…
– Я не потерплю лекций в моем собственном кабинете, коммандер!
– Извините, сэр, но вся власть коррумпирована, и абсолютная власть коррумпирована абсолютно. Ничего не попишешь: возможность не соблюдать законы – это самое большее, что дает власть. Торжество закона – это основа основ цивилизованного общества, и все же закон попирается на каждой улице страны! Теневая экономика омывается триллионами фунтов легких денег, и просто безумие полагать, что это не оказывает разрушительного влияния на полицию. Мы вынуждены сидеть и наблюдать, как преступники, которых мы не в силах достать, богатеют день ото дня. Мы вынуждены сидеть и наблюдать, как оружие наводняет улицы и на них хозяйничают банды. Рано или поздно, если ваша сторона проигрывает войну, практичный человек присоединяется к победителям.
Наступила тишина. Начальник полиции не любил разглагольствований. С другой стороны, он был разумным человеком.
– Я буду защищать вас, пока смогу, коммандер, но, каковы бы ни были ваши личные убеждения, я бы вам посоветовал сдерживать свое красноречие перед народом. Если человек прав, это не означает, что он пользуется популярностью, и в вашем случае это как раз так и есть. Вы непопулярны, Леман. Ни в СМИ, ни в полиции. И те и другие – сильные враги.
Дом Леманов, Далстон
Когда коммандер Леман вышел из машины, из темноты показалась фигура. Леман почувствовал, что за ней следует еще один человек. Он знал, что, возможно, они пришли убить его. Окажись это правдой, эти мысли были бы последними. В голове вдруг возникли лица жены и дочери.
– Коммандер Леман? Он узнал голос.
– Сержант Арчер?
Повисла тишина. Фигура в тени не ожидала, что ее так быстро распознают.
– С чего вы это взяли?
– Потому что я слышал ваш голос несколько раз.
– Запись телефонных разговоров. Отвратительно. Незаконно.
– Возможно, вскоре у меня будет достаточно оснований, чтобы потребовать ордер на арест.
У него за спиной заговорила вторая фигура:
– И возможно, скоро твоя женушка получит возможность нарядиться в черное.
Коммандер Леман не обернулся.
– Можете убить меня, если хотите. Это сделать несложно. Но знайте вот что: всё, что я накопал, содержится в папке, которая спрятана у моего коллеги и предназначена начальнику полиции.
– Если бы у тебя были доказательства, ты бы их уже давно отослал.
– Да, вы правы. Но если меня убьют, очевидно, начальник полиции проявит гораздо больший интерес к моим подозрениям и собранным мною косвенным доказательствам. Я написал письмо, в котором уточняется, кто именно может желать мне смерти. Ваше имя как раз в этом списке, сержант Арчер… И ваше тоже, сержант Шарп. – Сказав это, Леман обернулся.
– Мы не собираемся убивать тебя, Леман. Доносчики и стукачи вроде тебя не стоят пули. Но твоя жена может надеть траур и по другой причине. Да и ты тоже.