– А о чем?
– Послушай, милый, я родом из страны, которая последние десять лет пребывала в каменном веке. Почему, как ты думаешь, мне не насрать на то, сколько маленьких английских мальчиков и девочек будут кайфовать на полную? И если несколько из них передохнут и подохнут в канаве, какая разница? Лично мне никакой.
– Очаровательно.
– Я знаю деревушки, где всех до единой женщин изнасиловали, и не один раз, а снова и снова. Большинство из них постарше меня, но встречаются и маленькие девочки.
– Ладно, понятно, спокойно, отлично, справедливо, это ужасно и всё такое, просто кошмар, я врубился. В смысле, да, конечно, спора нет, но как вся эта боснийская хрень связана с наркотиками?
– Позволь мне задать тебе вопрос, Томми. Сколько, по-твоему, в Лондоне работает хорватских шлюх?
– Откуда я знаю? Я знаю только одну, но мне и одной достаточно, детка.
– А в Париже, Берлине, Брюсселе, Риме и так далее?
– Без понятия. Но я не думаю, что они все такие же сладенькие, как и ты.
– Я зарабатываю много денег. Когда у тебя много денег, легче выглядеть хорошо.
– Эй, не занижай себе цену. Ты другая. Высокого полета.
– Да, в этом ты прав, Томми. Я другая, это точно. Отличаюсь от всех других хорватских шлюх, а дело все в том, что у меня паспорт по-прежнему при себе.
– Правда?
– Томми, у них забирают паспорта, стирают их личности, даже имена и запирают в борделях.
Было очевидно, что Томми пытается сосредоточиться. Он не планировал вести таких разговоров, когда подозвал Гиту к машине, уезжая из «Сперминтрино».
– Что? То есть кто-то пытался проделать такое с тобой? Если у тебя неприятности, или типа того, я могу…
– У меня нет неприятностей, Томми. Я товар другого класса. У меня было образование. Раньше моя семья была богата, пока война не уничтожила всех нас. Ты правильно сказал: я высокого полета. Когда мне было пятнадцать, я уже год прожила в Париже. Я собиралась стать профессиональным лингвистом.
– Ну да, язычок у тебя очень неплох, детка, эт-точно…
Томми громко расхохотался над своей шуткой, но Гита, кажется, даже не услышала ее.
– Но видишь ли, большинство хорватских девушек, работающих на Западе, и вся остальная бедная белая европейская мразь: словаки, украинцы, русские сербы – они крестьяне, точнее, быликрестьянами. А теперь они рабы. Захваченные, нелегально провезенные через границу с обещаниями лучшей жизни, избитые, обколотые, переправленные в упаковочных ящиках, содержащиеся в подвалах…
– Да, ясно, ясно! Белое рабство. Господи, мы все смотрим четвертый канал и знаем, что это происходит. Но как это связано с моим коксом?
– Всё это держится за счет наркобизнеса, он выплачивает зарплату, подсаживает девочек на иглу. Наркотики и проститутки проходят по одному и тому же каналу. Одни и те же люди отправляют товар. Именно сила и богатство, которые дают этим людям наркотики, позволяют им делать то, что они делают. Непомерно высокая цена, которую ты платишь за эту нюхательную дрянь, Томми, оплачивает половину страданий в Восточной Европе и широко за ее пределами.
– Эй, подожди минутку. Не надо меня отчитывать, детка. Я тебе плачу.
– А я думала, ты сказал, что мы друзья. Значит, я была права – я твоя шлюха.
– Слушай, ты хочешь, чтобы тебе заплатили, или нет?
– Мне плевать, Томми, здесь полным-полно других клиентов родом из тех же краев, что и ты. Британцы, американцы…
– Эй, не вешай их грехи на нас. Это не одно и то же, знаешь ли.
– Французы, немцы, арабы! У вас есть законы, запрещающие наркотики, у вас есть законы, запрещающие продавать женщин, но вам нужны и наркотики, и женщины. Так возьмите же их, господи ты боже мой! Возьмите свои наркотики и своих женщин! Выставьте их в витринах магазинов, как это делают голландцы, единственная честная нация в Европе! Вместо того чтобы прятаться за вашими идиотскими ханжескими законами, которые швыряют мир на растерзание банды гангстеров.
– Слушай, Гитти, ты меня достала. Мы будем еще трахаться, или как?
Гита замолчала.
– Конечно, милый, прямо сейчас. Тебе будет очень хорошо со мной. Как ты меня хочешь?
– А-а, бля, вот так-то лучше…
Помещение при церкви Святой Хильды, Сохо
– Представляете? Она пытается рассказать мне что-то действительно важное, а я только и думаю, как бы ее трахнуть. Жалкое зрелище, правда? Именно поэтому мне нужно соскакивать. Я просто долженсоскочить, потому что, если честно, я нетот парень, о котором я вам рассказываю. Я не из тех, кто выкидывает девочек из лимузинов, и я определенно не из тех, кто говорит девушке, у которой вырезали семью и которой болтать на разных языках легче, чем мне просраться, что она хорошо берет в рот. Я не делаюэтого! Тот ублюдок внутри меня этим занимается. Дружок наркоты… Я долженсоскочить, я просто должен соскочить…
Вдруг в глазах Томми появились слезы.
– А, ну его на хер. Я пошел в паб.
И Томми ушел со встречи. Он продолжал плакать, пока не принялся за вторую двойную «Кровавую Мэри». Он сказал бармену, что у него сенная лихорадка. Но тому было все равно. Ему не пришло в голову, что потный, бледный наркоман с красными глазами и красным носом, в вязаной шапочке – сам Томми Хансен.
Дом Педжетов, Далстон
Питер Педжет обнял за плечи своих подрастающих дочерей и попытался было расширить свои объятия, чтобы включить в них еще и жену, но подумал, что тогда они будут выглядеть как команда регбистов.
– Доброе утро всем, большое спасибо за то, что пришли. Вы можете сфотографировать нас, но ни моя жена, ни мои дочери не будут отвечать ни на какие вопросы.
– Кэти! Сьюзи! Вы когда-нибудь пробовали наркотики?
– Кажется,я сказал, что мои дочери не будут…
– Девочки, а ваши друзья употребляют наркотики?
– Их можно достать в вашей школе?
Кэти, старшая из дочерей, засмеялась:
– Конечно, их можно достать в школе. А где же их нельзядостать?
– Кэти, кажется, мы договорились, что…
– Ой, да ладно тебе, пап, разве тебе не кажется, что эти вопросы – просто занудство, как будто кого-нибудь шокирует, что в школах можно достать наркотики? Больше бы шокировало, если бы там можно было получить приличное образование.
Даже Кэти узнала женщину, стоящую в первом ряду журналистов. Паула Вулбридж была одним из тех «охотников на знаменитостей», которые сами становятся немного знаменитостями, появляясь время от времени на утреннем телевидении и в программе «У меня для вас новости». Она выставила вперед свой диктофон:
– Значит, ты употребляешь наркотики, да, Кэти?
– А вы?
– Дело не во мне.
– Правда? Почему же?
– Потому что не мой отец проводит кампанию по легализации опасных наркотиков.
– Это делает мой отец, а не я.
– Но ты решила связать свое имя с его кампанией.
– Я решила постоять у себя на крылечке со своей семьей. Я решила разрешить себя сфотографировать в пустой надежде, что, может быть, вы перестанете преследовать меня в школе, как вчера, Паула. Это ведь незаконно…
Питер подумал, что назвать женщину по имени, просто по имени, таким покровительственным, холодно-лестным тоном – это отличный политический ход, а девочке ведь только шестнадцать. Его дочь воспользовалась своим преимуществом.
– Но употреблять наркотики действительнонезаконно, и я спрашиваю, делаете ли вы это. Статистика показывает, что, вероятно, это так, учитывая, что ваша профессия печально известна широтой их употребления. Если вы наркоманка и признаетесь мне в этом, я могу произвести гражданский арест и выполнить свой гражданский долг. Вот почемудело в вас, Паула.
Почти все засмеялись, кроме, разумеется, самой Паулы. Кэти приобрела в ее лице смертельного врага. И Питер Педжет также не засмеялся. Конечно, он улыбнулся, снисходительной отцовской улыбкой, но через слегка сжатые зубы. Питер обожал свою дочь, но, черт побери,это егопресс-конференция.