Забавно, но йа думайу, что на самом деле сослужила службу нормальному сообществу, вход в которойе мне был запрещен. О да, по свойему убежденийу йа была государственным служащим. В смысле, посудите сами, десяток парней за ночь, которым йа не давала избивать своих жен, и они все платили налоги в реальном мире, но йа не была частью этого мира. Меня каким-то образом вышвырнули вместе с Голди и Франсуа. И беднайа, беднайа Марийа, погребеннайа вместе со своим именем где-то на улице, в реке или канаве. Брошеннайа на улице провалившимся законом. Знайете, говорят, что правосудийе слепо, так вот, это, мать ейе, правда.
Ресторан «Фифе Фло», Харви-Николз
– Слушай, Эм, даже если Томми Хансен вышвырнул тебя из машины в Брикстоне и ты встретила черного парня, который назвал тебя обдолбанной шлюхой, это не дает тебе права читать мне мораль о моей жизни. Ты пригласила меня на обед, чтобы мне лекцию читать? – Лизи отодвинула тарелку с недоеденным салатом и прикурила сигарету. Она была высокая, красивая и известная. Представительница элитной породы вешалок, известных под названием «супермодель». Она ходила туда-сюда, чтобы заработать на жизнь, и ей это отлично удавалось. Эмили, съев весь свой салат, теперь считала себя обязанной помочь Лизи. В конце концов, она-то теперь здорова.
– Я не читаю тебе лекции.
– Читаешь. Ты превратилась в проповедницу из общества анонимных наркоманов.
– Я просто хочу сказать, что быть чистой – это здорово.
– Милая, тебе хорошо оттого, что ты чистая, потому что ты на наркотиках скатилась дальше некуда. Ты не могла ими управлять. Одна щепотка, и у тебя уже трусы на голове. Просто позор, господи. Для тебя быть чистой означает, что ты не тусуешься в клубе и не выставляешь себя полной дурой к восторгу падкого на жареное быдла. В моем же случае проблемы нет. Мне хорошо от наркотиков. Мне они нравятся.
– Никому не бывает хорошо от наркотиков, Лизи. Людям просто кажется, что им хорошо. Наркотики не дают тебе увидеть твои проблемы.
– Господи, если стать чистой означает, что начнешь говорить фразами из утреннего телешоу, то благодарю Бога, что я женщина богемная.
– Что ты сегодня принимала?
– Что хотела, то и принимала. Слушай, я на кокаине много лет. Немного герондота иногда, таблетки, экстази, всё такое, и мне это нравится, ясно? Более того, за все это время, что я нарушала половину законов этой страны, я поднялась на вершину своей профессии, сколотила состояние – побольше нескольких миллионов фунтов! – выступила несколько раз перед членами королевской семьи, открыла центр борьбы против рака груди вместе с женой премьер-министра и была награждена Орденом Британской империи. Неплохо для закоренелой преступницы? Более того, не подумай, что моя жизнь окутана тайной. Меня не один раз протащили в «Миррор». По справедливости, копы могли бы бросить меня в тюрягу много лет назад, но всем наплевать. В наркотиках нет ничего страшного, пока можешь позволить себе нормальную дурь и пока не засрешься и не начнешь ломать настоящие законы, те, которые считаются. Даже героин – это здорово…
– Ты сильно заблуждаешься, Лиз. Ты противоречишь самой себе.
– Даже героин, мать его. Убивает не герыч, убивает плохая дурь и то, что людям приходится делать, чтобы за нее заплатить. Единственное, что мне приходится делать, чтобы заплатить за мою дурь – и более того, за самую лучшую дурь – это ходить туда-сюда в крошечном кусочке шелка и хмуриться.
– Зависимость от героина – это не шутка, Лизи! Я видела, что люди до того скатываются…
– Вот именно, и, когда увидишь, что я совершаю кражи со взломом или торгую собой, чтобы забалдеть, похлопай меня по плечу и прочитай мне свою офигительно полезную лекцию. А пока не стоит беспокоиться. Посмотри на Эрика Клэптона: он был на этой дури много лет, написал за это время свои лучшие песни – не понимаю, зачем он вообще соскочил. А этот писатель – как его там? – Уилл Селф, он вмазывался герычем в самолете Джона Мейджора! Потрясающе, его даже не арестовали, всем насрать.
А сейчас он ведет юмористические викторины. Никто уже не обращает внимания на наркотики.
– Я полагаю, Клэптон соскочил, потому что ему была противна его зависимость.
– Отлично. Если тебе противна твоя зависимость, соскакивай. Лично мне моя не противна.
– Хорошо, хорошо. Я просто говорю, что ты не такая уж здоровая, как выглядишь.
– Я никогда и не говорила, что я здоровая.
– Ты чересчур худая, серьезно.
– Что? Чересчур худая, чтобы зарабатывать миллионы за год? Сделай одолжение. Слушай, Эм, я не говорю, что я не просираю свою жизнь. Еще как просираю. Я добавляю кучу кокса и таблеток в рисовые хлопья. Большинство наших девчонок так делают. Я просто хочу сказать, что это меня не убивает – более того, я выгляжу все еще потрясающе. Я тебе скажу, что меня убивает: сорок сигарет «Мальборо ред» в день – вот что меня убивает, а они легальные… Кстати, я заметила, что ты, милочка, вернулась к самым крепким со времени своего волшебного излечения.
Палата общин, Вестминстер
Питер знал, что его жизнь изменилась, и медицинские анализы тут ни при чем. Полицейские у двери приветствовали его. Девушка-гардеробщица, казалось, смотрит на него туманным взором. Едва знакомые коллеги и представители оппозиции подходили к нему и жали ему руку. Он вдруг очутился в окружении дружеских лиц. Однако он не был готов к приему, с которым столкнулся, войдя в зал впервые после своего несчастного случая.
Все встали как один и зааплодировали.
Он просто не мог в это поверить. Равно как и в то, что, когда он занял свое место на министерской скамье, министр внутренних дел, министр внутренних дел,ни больше ни меньше, повернулся и показал ему два поднятых больших пальца, перед тем как направиться к чемоданчику для секретных правительственных документов.
– Госпожа спикер. У нас с достопочтенным членом от Северо-Западного Далстона в прошлом были разногласия касательно политики, хотя я должен признать, что всегда приветствовал ясность и отвагу его видения.
Для Питера это было новостью, но дареному коню в зубы не смотрят.
– Радикальное видение, храброе и побуждающее видение, которое ставит под вопрос все, что нам казалось определенным. Да, госпожа спикер, в последнее время мы все в этой палате имели удовольствие приветствовать блестящее проявление красноречия достопочтенного члена от Северо-Западного Далстона.
Приветствовать? И снова Питер не мог такого припомнить, но, как любила повторять его дочь Кэти, «пофиг».
– Сейчас, однако, мне выпала честь приветствовать его личную отвагу и выразить от лица палаты наши наилучшие пожелания ему и его семье. Мистер Педжет стал жертвой обстоятельств того самого аспекта нашего общества, о котором он проявляет наиболее страстную заботу. Мы все можем представить себе, какое это тяжелое время для достопочтенного члена палаты общин и его семьи – ожидание новостей от врачей, и единственное, что мы, его друзья и коллеги, можем сделать, – это пожелать ему всего самого хорошего.
Питер Педжет поднялся, чтобы ответить. С момента его несчастного случая прошло уже несколько дней, и он чувствовал себя значительно лучше. Он знал, что с точки зрения процентажа его шансы очень хороши. И также он знал, что, если его надежды сбудутся и он окажется чист, тот момент ужаса, когда его прижало к наркоману Роберту Нанну, обернется самой большой удачей, которая с ним только случалась.