Выбрать главу

Я осведомилась, не желает ли графиня для начала освежиться в бассейне. Она ответила, что предпочитает начать тур немедленно — разумеется, если это удобно. Поскольку обожаю показывать гостям то, чем обладаю, я с радостью согласилась.

Казалось, для Моники это не прогулка, а исследовательская партия. Она вдавалась в мельчайшие подробности, хотела знать все о реконструкции дома и обновлении парка: кто этим занимался, как мне пришло в голову то и другое. Выяснилось, что у нас общий конек — разведение цветов. Потом Моника пустилась в расспросы о домашнем хозяйстве, включая постельное белье, фарфор, хрусталь, столовое серебро. Ее интересовало, какие свечи я предпочитаю, какие цветы заказываю для украшения стола, как, по моему мнению, должен выглядеть поднос для завтрака и каким образом я управляюсь со столь многочисленной прислугой.

Мы шествовали по коридорам, заглядывая в самые укромные уголки. Гостья слушала объяснения с жадным вниманием, ловила каждое слово и казалась завороженной звуками моего голоса. В иных случаях такая манера показалась бы мне приторной, но у Моники я находила ее скорее лестной. Ее комплименты звучали искренне и непосредственно.

— Расскажите, как вы познакомились с Уотерменами, — попросила я, когда мы шли через парк.

— У моего мужа в Париже была небольшая галерея, — ответила она. — Они с Гилом дружили.

Как и накануне, упоминание о муже омрачило ее черты давней печалью. Невольно думалось, что его смерть явилась тяжелым ударом, от которого она так и не оправилась, хотя изо всех сил старалась это скрыть.

— Бетти была настолько любезна, что пригласила меня погостить, — продолжала Моника. — Здесь чудесно! Столько зелени, и море совсем близко. Очень похоже на юг Франции.

Мы пересекли изумрудно-зеленую лужайку и оказались в лабиринте террас, шпалер и клумб, за которыми начиналась роща. Посреди ее, за широким, сплошь оплетенным лозой арочным входом, стоял коттедж, весьма живописный благодаря цветущей жимолости и глициниям. Это была копия знаменитого деревенского домика Марии Антуанетты.

— Наш домик для гостей, — объявила я.

Моника с детской непосредственностью захлопала в ладоши.

— Что за чудо!

Я отперла коттедж и пригласила ее войти. Внутри было немного душно, пришлось раздвинуть гардины и отворить окна.

— Прежде летом здесь все время кто-нибудь жил. В этом году иное дело, из-за болезни Люциуса.

Моника прошлась по домику, останавливаясь перед гобеленами с охотничьей сценкой, резными экранами и плетеными предметами меблировки, и отметила общий колорит как «подчеркнуто причудливый». Ее внимание привлекли два фарфоровых ведерка, обрамлявшие камин, и она спросила, не скопированы ли они с тех, что Мария Антуанетта заказала для своей игрушечной маслобойни. Так оно и было.

Только насмотревшись вволю, Моника позволила мне увести ее назад к дому.

— Я знала, что не буду разочарована, — сказала она, когда мы шли обратно. — Правы те, кто утверждает, что у вас тонкий вкус. Позвольте и мне присоединиться к их мнению.

— Хотелось бы, чтобы это было так! Не забывайте, что мне помогало много мастеров, например, дизайнер по ландшафту Пирсон Поттс. Как говорила моя дорогая подруга Клара Уилман, не так важны знания, как умение правильно делать выбор. Должна признать, однако, что горжусь всем, что вы видели, в особенности домиком для гостей. Я обставила его сама. В этом году Музей Хэгли внес его в свой летний тур «По самым живописным местам». Очень мило с их стороны.

— Бетти говорит, что и ваша городская квартира столь же изумительна.

— Она мне льстит, как и следует хорошей подруге. В городе Люциус предпочитает величественный стиль — ну, вы понимаете, обилие позолоты, гардины ручной работы из монастыря в Бове, чтобы на каждую ушло не менее двух лет кропотливого труда. Не то чтобы я очень возражала, но этот дом мне больше по душе.

— Он ведь был болен, ваш супруг, не так ли?

— Инфаркт. Официально об этом не сообщалось, но, разумеется, все знают.

— Мой муж умер от инфаркта. Это случилось очень внезапно и…

Моника вдруг остановилась и закрыла лицо руками. Я осторожно коснулась ее плеча.

— Я просто не могу с этим смириться! — Она уронила руки. В глазах ее стояли слезы. — Простите.