Разумеется, злорадство тщательно прикрывалось лукавым сочувствием.
— Я так беспокоюсь за беднягу Дика! — говорили кругом. — Вы не знаете, как обстоят дела?
Что означало: «Есть какие-нибудь новые, еще более ужасные подробности? Я сгораю от желания их услышать!»
В «Уолл-стрит джорнэл» появилось две статьи с анализом ситуации, в которую попал Дик, и последствий для его компании. По прогнозам акции должны были опуститься вниз, однако этого не случилось — они несколько упали, так что Бромиры могли по-прежнему задавать грандиознейшие званые вечера во всем Нью-Йорке. Триш видели у «Пирса» покупающей очередную охапку драгоценных побрякушек. Она пригласила к себе английского представителя ООН с супругой и дала в их честь гала-обед, не уступавший ужину, что недавно был дан в мою. Все с нетерпением ждали, когда же Дик пойдет ко дну, но он упорно оставался на плаву и как будто даже свыкся с таким положением дел. Он и не думал принимать близко к сердцу мнение недоброжелателей. Казалось, он даже не замечает их выпадов в свой адрес. Он напоминал поплавок, безмятежно скачущий на кругах, что расходятся от бросаемых камней.
Август был уже в разгаре, и время начинало поджимать. Для Моники наступил момент принятия решения. Деньги (то немногое, что она имела при себе) практически закончились. Наилучший способ остаться в Америке на законных основаниях — брак. Когда я об этом заикнулась, Моника высмеяла меня, но по крайней мере дала понять, что мысль об отношениях с мужчиной ей не противна и что она в принципе не против завести знакомство. Я тотчас развила бурную деятельность с целью свести ее с одним из знакомых холостяков и для начала взяла в клуб «Бич», где они роились как пчелы. Стоило моей протеже выразить хоть малейший интерес, я тотчас приглашала потенциального супруга пообедать с нами. Единственным результатом, однако, стали развеселые пирушки, в ходе которых выяснилось, что найти в Нью-Йорке гетеросексуального мужчину (даже тупого, нищего и урода) так же трудно, как настоящую черную икру.
В полном отчаянии я решила сосватать Монике Нейта Натаниеля. Нейт был одним из тех вечных холостяков, что числятся в разряде тайных гомосексуалистов, на деле являясь совершенно нормальными. Это помогает не только уклоняться от брачных уз, но и водить знакомство с интересными замужними дамами — мужья без проблем отпускают их в оперу и на балет в обществе мужчины, которого считают совершенно безвредным, в то время как он куда опаснее обычного жиголо. Я знала женщин, находивших Нейта неотразимым, хотя для меня самой секрет его обаяния так и остался тайной за семью печатями. Мое мнение о нем не менялось с той самой минуты, когда нас друг другу представили. Его самоуверенность пришлась мне не по вкусу еще до того, как он вынудил меня подписать нелепый брачный контракт.
Нейт Натаниель был, как иногда говорится, БАП — «белый англосакс, протестант», то есть элита, хотя и происходил из обедневшей семьи. Он посещал надлежащие учебные заведения: Чоут, Принстон, юридическое отделение в Гарварде; возглавлял журнал «Ло ревью» и один летний семестр отработал клерком в Верховном суде. Ум его казался мне настолько юрким и изворотливым, словно нарочно созданным, чтобы обходить проблемы вместо прямой лобовой атаки на них. Нейт умел видеть ситуацию под всеми углами сразу. Можно ли удивляться тому, что это был превосходный адвокат?
Люциус рано заметил Нейта и взял его под крыло — думаю, я знаю почему. Всем, что имел, он был обязан себе и только себе. Сын медсестры и фармацевта из Куинса по фамилии Слаттери (при первой же возможности он «облагородил» ее), Люциус с детства завидовал таким, как Нейт и ему подобные. Поняв, что этот идеал недостижим, он приблизил его к себе по-иному, сделав Нейта чем-то вроде приемного сына, тем более что родной сын ожиданий не оправдал.
Люциус-младший — или «малыш Люциус», как его чаще называли, — застенчивый и неловкий мальчик, вырос в замкнутого угловатого юношу. Вот какое определение давал ему мой муж: чудо природы, помешанное на рыбе. Отчасти это было верно: Люциус-младший получил диплом океанографа. Когда молодой человек перебрался в Майами, мой муж вздохнул с облегчением. Меня очень огорчало, что он использует наш брак как предлог для дальнейшего отчуждения с сыном.