— Предупреждаю, я не вполне уверена, что все именно так, как выглядело со стороны, и уж точно я ни об кого не спотыкалась! Просто… чем больше я об этом думаю, тем яснее вижу, что вы были правы. Джун, в тот самый день ты сказала, что эти двое завели интрижку прямо у меня под носом, а я отказалась поверить. Но вот я прихожу домой, нахожу их вместе в кабинке для переодевания и — что самое смешное — не верю даже тогда!
Джун, должно быть, потеряла дар речи от того, что так точно выбрала время для своих обличений. Так или иначе, я ждала вопля: «Вот видишь!», но его не последовало.
— Значит, теперь ты веришь? — уточнила практичная Бетти.
— Д-да… думаю, что да. Это очень нелегко.
— Но тебе, конечно, хотелось бы знать, сколько это продолжалось и как началось? — спросила Джун, опомнившись.
Я отодвинула тарелку, сложила салфетку и поднялась из-за стола. Я не видела смысла в болезненных раздумьях.
— Нет, не хотелось бы. Давайте перейдем в солярий и выпьем кофе там.
Мои подруги последовали за мной в залитое солнцем помещение.
— Наверное, стоит сказать себе: это было слишком хорошо, чтобы быть правдой, — заметила я за кофе.
— Да уж, правда никогда не бывает хороша, — согласилась Бетти.
Прошло десять дней. Сентябрь близился к концу, я вернулась в Нью-Йорк и сидела в библиотеке своей квартиры, у окна с видом на Пятую авеню, праздно наблюдая за полуденной транспортной пробкой в ожидании Нейта Натаниеля. Душеприказчиком Люциуса был Кредитный банк, а Нейт выступал как его представитель. Этим утром по телефону он объявил, что у него есть для меня новости.
Я продолжала одеваться в черное, но уже по привычке, поскольку утрата была омрачена гневом — моим теперешним постоянным спутником. У меня была масса времени, чтобы поразмыслить над обстоятельствами смерти Люциуса. Его предсмертные судороги снова и снова возникали в моем сознании, все больше напоминая зловещий видеоклип, в памяти всплывали мелочи, которым поначалу я не придала значения. Сознавая, что интрижка завязалась, быть может, с первых же дней и продолжалась все лето, воображая то, что предшествовало моему появлению в кабинке, я невольно вспоминала слова Джун: «Самый большой слепец — рогоносец!» Мой гнев, все более яростный, был направлен на Монику, а не на Люциуса, который, как и Гил (теперь я это знала), стал жертвой развратницы. Это она толкнула его на путь греха. Люциус не нашел в себе сил противиться чарам Моники.
Из окна квартиры, расположенной на пятнадцатом этаже одного из самых престижных зданий города, был еще и потрясающий вид на Центральный парк. Я устремила взгляд вдаль и подумала, что осенью парк напоминает лоскутное одеяло в красно-желто-коричневых тонах, протянувшееся до самого горизонта. Дни становились все короче, лето прошло, а с ним заканчивалась и самая долгая глава моей жизни. Вот-вот предстояло поставить в ней последнюю точку.
Из времен года в Нью-Йорке я больше всего любила раннюю осень, потому что она несла с собой открытие сезона в опере, балете, концертных залах — начало всевозможных интересных событий. Я думала о том, что это поможет примириться со вдовством, и прикидывала разные возможности, в том числе поездку в какие-нибудь экзотические места — это, как ничто иное, помогает проветрить мозги. Куда нацелиться?
Вошла миссис Матильда с известием, что прибыл мистер Натаниель. За ней по пятам следовал сам Нейт с кейсом в руке, в мрачном костюме-тройке и с еще более мрачным выражением лица. Оставив кейс у двери, он прошагал ко мне, взял мои руки в свои и поцеловал меня в щеку. Никогда еще я не получала от него столь теплого приветствия.
— Джо, ты прекрасно держишься, — сказал он без улыбки. — Нам предстоит трудный разговор.
Этот мелодраматический подход меня только раздосадовал. Смерть Люциуса давала нам возможность избавиться друг от друга. Насколько я успела изучить Нейта за двадцать лет, его это вполне устраивало. Чего ради продолжать спектакль, если единственный зритель ушел?
— Лучше давай поскорее со всем покончим, ладно?
Я указала Нейту на одно из красных велюровых кресел у камина, подождала, пока он усядется, и заняла соседнее. Опершись на подлокотники, он сложил руки перед собой, как молящийся в церкви, и опустил на них кончик носа. Зрелище вышло на редкость нелепое. В этой позе Нейт оставался долго, словно пытался собраться с мыслями. Я начала ощущать нетерпение.
— Так… с чего же начать… с чего?..
Чем дальше, тем больше мне хотелось, чтобы он ушел. В этот день меня ожидал ленч с давним другом из Европы. Я решила демонстративно игнорировать все театральные эффекты.