Перемахнув через ограду,
я встречь ему бегу по саду,
по плетям мокнущей травы.
Бегу и падаю на землю.
Дурманит мозг хмельное зелье
холодной преющей листвы.
Былое к сердцу подступило.
Через меня перекатилось
опавших листьев колесо.
Оно прошло над головою
и вдруг осыпалось листвою
на побледневшее лицо.
И будто зыбь прошла по саду.
Встаю, цепляясь за ограду,
ссутулившись иду назад.
Дух осени блуждает в ветках.
Смиряя дрожь, в одежде ветхой
молчит под серым небом сад.
В свете березок, туманом окуренных…
В свете березок, туманом окуренных,
из разнотравья тревожного лепета
белая-белая церковь Никулина
в синь устремилась тоскующим лебедем.
И тишина, навсегда потрясенная,
звон колокольный доносит из прошлого.
Снова мне видятся хаты сожженные,
снова мне слышатся песни острожные.
В пояс бурьян над деревней заброшенной,
солнце плывет в глубине бесконечности.
Долго стою я один-одинешенек
на перекрестке забвенья и вечности.
На закате тучи горячи…
На закате тучи горячи,
на закате красные грачи
мечутся и падают за поле.
Мне бежать туда —
не добежать,
мне кричать туда —
не докричать —
сердце
задыхается
от боли.
Слышу громыхающий закат,
вижу отдыхающих солдат,
пыльные поникшие деревья…
А потом свинцовый едкий дым
льется по развалинам пустым,
и грачи мелькают над деревней.
На закате тучи горячи.
На закате красные грачи.
Не каюсь, что нынче пришлось мне…
Не каюсь, что нынче пришлось мне
покинуть родимый порог, —
смычки деревянных полозьев
скользнули по струнам дорог.
То белая елка, то берег
ручья возникают из тьмы.
Играют в лесу на свирелях
веселые ветры зимы.
Шалеют вспотевшие кони
от уханья старых саней,
и падают мне на ладони
холодные искры с ветвей.
ЛИЛИЯ КУЛЕШОВА
Комсомольский проспект
Есть у города свой
Комсомольский проспект.
Он еще не обжит
И никем не воспет.
Молодой и веселый,
Как весенний рассвет,
Он, как честность, прямой —
Комсомольский проспект.
Я вижу, что меня — все меньше…
Я вижу, что меня — все меньше,
Меня все меньше,
Тебя все больше,
Хоть это и не видно внешне,
Тебя все больше,
Меня все меньше.
Приобретая супервещи,
Ты остаешься в них все дольше.
Кого из нас коснется меньше
Все то, что не поправить больше?
Но, отвергая образ прежний,
Нет истины светлей и горше —
Меня становится все меньше,
И оттого тебя — все больше.
ВАСИЛИЙ УЛАНОВ
Кровельщики
Обманчиво осеннее тепло:
сгустились тучи, небо потемнело.
К полудню снег на кровлю понесло,
сгребать его — «веселенькое» дело!
И стынет битум в варочном котле,
и рубероид не раскатишь круто.
Ему бы сутки полежать в тепле,
но дорога́ нам каждая минута.
А вдруг всерьез нагрянут холода?
Нрав у природы так непостоянен…
И вырастет у стройки «борода»,
которой нет ни в графике, ни в плане.
И обжигал нас острый ветерок,
когда мы крышу все же в срок покрыли,
растаял снег, и в золоченый рог
трубил октябрь, и дни, как летом, были!
За оградой
Огражден высоким частоколом
да еще с колючкой по зубцам
дом соседа, что стоит за школой
грозным искушеньем сорванцам.
За оградой яблоки и сливы
клонят ветки чуть не до земли.
На калитке кто-то торопливо
нацарапал мелом: «Куркули!»